Книга Андэ. Огонь, свет, жизнь, страница 92 – Анюта Соколова

— Откуда же берётся огонь?

— Горит крошечный ручеёк энергии. — Дэйн замирает, трясёт головой. — Меняли купол… Чёрт, вот это действительно кощунство!

— Что именно? — жадно подаюсь вперёд.

— Похоже, жрецы привязали свою ловушку к храму. Они создали огромную сеть, накрыли ею весь Деон, затем стянули и прикрепили узловые нити к колоннам. Понимаешь, та энергия, которую преобразуют люди, больше не годится для дальнейшего использования, — Дэйн садится на кровати, не обращая внимания на то, что одеяло сползает на пол. — Смотри: я беру поток и создаю из него не материальную вещь, а, скажем, тот же силовой барьер. — В его руке появляется бледная сфера. — Теперь другая энергия на неё воздействовать не может. Помнишь защиту той комнаты, куда тебя засадили?

— Ещё бы!

— Не удивлялась, почему я обгорел?

— Сам же говорил — всё, что соприкасается с защитой, сгорает. — Задумываюсь. — То есть, если один человек превратил энергию в барьер с определёнными свойствами, то у второго не получится на данный барьер повлиять?

Хитрый прищур.

— И?

— Анда не может изменить то, что уже отдала. Грубо говоря, подарила энергию, и всё, потеряла над ней власть. Дэйн, вот обидно-то! Её поймали с её же помощью!

— Какая у меня догадливая андэ. — Солнечная улыбка. — Она не может, а человек — вполне. Прорвался же я к тебе. Больно было — не представляешь.

— Представляю, — обнимаю его и опять целую. — Я в самую первую ночь прочувствовала, что значит настоящая боль. Не: «ах, у меня голова болит», а так, что дышать невозможно. Как же ты жил, Дэйн?

— Тебя ждал, — он счастливо жмурится. — Лика…

В эту минуту раздаётся мелодия часов — будильник. Слова, которые вырываются у Дэйна, мне незнакомы, не иначе те самые ругательства, которых нет ни в одном словаре. Вскакиваю и бегу к себе одеваться.

— Я быстро!

На кухне приходится включить свет. Самое сложное — рассчитать порции на семнадцать человек, желательно чтобы с запасом. Плиты в Деоне — чудо, варочная панель позволяет регулировать диаметр поверхности нагрева от двух до пятидесяти иенов. Готовить одно удовольствие.

— Маста Лика? — слышу я удивлённое.

Стиг в изумлении взирает на меня у плиты.

— Доброе утро, — улыбаюсь я. — Поздравляю с рождением дочери. Зря вы пришли, я бы справилась.

— Анэн, маста Лика. Не стоило вам утруждаться. Масте Райн и так позволяет мне неслыханные поблажки… — Стиг явно не заканчивает фразу.

— В память о детстве? — спрашиваю тихо.

— Да, маста Лика. И не только о детстве.

— Неужели хоть кто-то в замке проявлял человечность? — едкие слова вырываются сами.

— Не в той мере, чтобы заслужить благодарность, но масте Райн ценит даже крохи вроде тайком переданного куска хлеба… Маста Лика, если вы хотите до конца оценить прошлое, вам нужно побывать в покоях адэна и его семьи.

— Вы проводите?

Каша доходит, взвар готов.

— Да, маста Лика.

Он переносит нас в галерею, которую Дэйн скрыл от меня, когда показывал замок. Ослепительный блеск позолоты, огромные окна-арки на внутренний сад.

— Я вернусь на кухню, маста Лика. Прошу вас, не задерживайтесь.

Двери в два человеческих роста. Комнаты такие, что из одного угла другой едва угадывается. Пышные драпировки, расписные плафоны, ковры, драгоценные панно. Часть покоев — женские, с преобладанием сиреневых и бежевых тонов. Изысканность и запредельная роскошь. Солидный кабинет и примыкающая к нему спальня — мужские. На стене портрет — ещё один образец объёмной живописи. Люди на картине кажутся живыми. Кэлнирайна я узнаю сразу — холодная, правильная, высокомерная красота. Рядом прелестная спутница, огненные волосы уложены в изумительную причёску, нежная и очаровательная улыбка. Нарядному мальчику между ними лет десять или около того. Копия отца, тоже будущий красавец. Взгляд на мать полон любви. Идеальная семья.