Книга Притворюсь твоей сестрой, страница 91 – Анна Одувалова

Не успеваю даже возмутиться, Элай уже втягивает меня в первое попавшееся помещение в коридоре.

Дверь с глухим стуком захлопывается. Мы оказываемся в тесной, темной кладовке. Пахнет пылью, старой бумагой и лаком для дерева. Единственный луч света пробивается из-под двери, выхватывая в полумраке красивое лицо парня и полки, заставленные какими-то коробками.

– Что ты творишь? – вырывается у меня. Я отступаю, натыкаясь спиной на стеллаж.

Но закончить не успеваю. Он не говорит ни слова. Его руки находят мои плечи, прижимают меня к полкам, и его губы впиваются в мои – жадные, жаркие, почти яростные. В этом поцелуе нет вчерашней нежности или исследующей страсти. В нем – гнев, отчаяние и какая-то животная потребность убедиться, что я здесь, что я реальна.

И я… я не сопротивляюсь. Тело отвечает парню с той же дикой страстью, с которой Элай целует меня. Руки сами поднимаются, впиваются в его волосы, притягивая ближе. Весь ужас, все смятение, вся боль находят выход в этом поцелуе. Это битва, и мы оба в ней ранены. Его язык грубо вторгается в мой рот, а я отвечаю тем же, кусаю его губу, чувствуя солоноватый вкус крови. Это больно. И это единственное, что кажется настоящим в этом кошмаре.

Он отрывается, чтобы перевести дух, его лоб прижат к моему. Дыхание сбивчивое, горячее.

– Что с тобой? – выдыхает он, его голос хриплый, почти сиплый. – Ты вылетела оттуда, как ошпаренная. Что он тебе сказал?

Я не могу говорить. Не могу выдать тайну, которую только что узнала. Мне нужно сначала во всем убедиться самой. Я просто мотаю головой, чувствуя, как по щекам текут слезы, смешиваясь со вкусом его поцелуя.

Он видит слезы, и его лицо искажается. Гнев сменяется чем-то другим, более сложным. Он снова целует меня, но теперь по-другому – медленнее, глубже, с оттенком той самой боли, что разрывает меня изнутри. Его руки скользят с моих плеч на спину, прижимают меня к себе так крепко, будто пытаются защитить от всего мира.

Пальцы впиваются в мою кожу сквозь тонкую ткань блузки, и я стону ему в губы, отвечая на это прикосновение. Все мысли путаются, оставляя только ощущения. Жар его тела, проникающий сквозь одежду. Твердость его мышц под моими ладонями. Трепетные и жадные прикосновения губ.

Одной рукой он отодвигает коробку на полке рядом, освобождая немного пространства. Его бедро вжимается между моих ног, и я непроизвольно выгибаюсь навстречу этому давлению. В кладовке становится душно, воздух густеет от нашего учащенного дыхания.

– Ты сумасшедший… – шепчу я, когда мои руки сами расстегивают пуговицы его рубашки, стремясь снова ощутить его кожу.

– Ничуть, – возражает он глухим голосом, и его губы опускаются на мою шею, оставляя горячие следы.

Его рука скользит под мою юбку, и я вздрагиваю от прикосновения обжигающих пальцев к коже бедра. Каждая клеточка моего тела кричит о том, что это неправильно, что мы в нескольких шагах от кабинета деда, что завтра может не быть, но его прикосновения стирают все «но». В этой тесноте, в этом полумраке, нет места ни для кого, кроме нас.

Я тяну его за волосы, заставляя поднять голову, и снова целую, вкладывая в этот поцелуй всю свою ярость, страх и отчаянную надежду. Надежду на то, что этот миг может длиться вечно. Что мы можем остаться здесь, в этой пыльной кладовке, спрятавшись от всей той лжи, что ждет нас за дверью.