Книга Воля владыки. В твоем сердце, страница 103 – Рия Радовская

Всегда.

В зале совета стояла такая мрачная, душная, гнетущая тишина, какой Асир не помнил за всю свою жизнь. Хотя нет, было похожее. Однажды. На первом совете старейшин, который он проводил, уже став владыкой. Улицы Им-Рока тогда чернели остовами выжженных домов, щерились темными провалами выбитых окон и сорванных с петель дверей, щетинились расставленными тут и там виселицами и воняли кровью и мертвечиной.

Старейшины, которых он собрал здесь тогда, смотрели на него со страхом и неприязнью. Они принесли священные клятвы сыну умершего владыки Санара, приняли и почтили его право повелевать Имхарой, но не знали, чего ждать от только что распробовавшего вкус боя и ярости молодого, неопытного щенка.

Асир и сам не знал, чего от себя ждать. Еще слишком сладка была ярость, слишком пьянящим казался вкус отвоеванной победы. И никто, кроме его советников, таких же распробовавших и опьяненных, не понимал тогда, чего ему стоило остановиться. Не пойти дальше, не перевернуть вверх дном алую пустыню, высекая честной сталью всю гниль, просочившуюся в Имхару из других лепестков или вызревшую в самой ее сердцевине.

Он не жалел тогда, что остановился. Не жалел и сейчас. Хотя порождение той самой гнили сегодня притягивало взгляды всех тех, кто сидел на почетных местах, готовясь слушать и взвешивать вину, или толпился позади, заполняя зал до отказа, в ожидании увлекательного зрелища.

Солнце давно перевалило зенит, раскалило каменные плиты у входа во дворец, изжарило последние дуновения ветерка, утром хоть немного долетавшего до распахнутых окон. Уже трижды менялась стража у дверей и дважды — оцепление внутри зала, но те, кто собрался здесь на рассвете, члены большого и малого совета, главы старейших родов, представители городских гильдий и общин и допущенная сегодня во дворец знать, все еще слушали Ихтара, главу судейской гильдии. Фаизу как-то удалось стряхнуть с почтенного мастера, уже десяток лет не проводившего публичных судилищ, пыль и песок, и теперь у Ихтара жадно горели глаза, воинственно топорщилась борода, а голос его, то угрожающе-зычный, то вкрадчиво-опасный, то повелительно-резкий, заставлял старейшин приободряться, а неподготовленную публику — в священном трепете внимать каждому слову. Именно в паузах между его словами в зале сгущалась напряженная мрачная тишина, будто большинство присутствующих опасались даже дышать, пока почтенный мастер Ихтар смачивал губы или расчетливо замолкал перед оглашением нового преступления против Имхары и ее законного владыки.

Асир отвел взгляд от очередного свитка в его руках, гадая, кто будет следующим. Фаиз приволок в зал не только потерявшего всякий человеческий облик Кадорима, но даже едва начавших подниматься с постелей недоотравленных юнцов. Правильно приволок, конечно, тем более, что их свидетельства, вкупе с отыскавшимся наконец трупом лекаря, были еще одним весомым доказательством вины почтенного потомка великих предков, Джасима аль Данифа.

Наверное, ко всему можно привыкнуть. Сейчас Асиру казалось, что это проклятое имя, которое вчера вызывало неконтролируемые волны ярости, сегодня, произнесенное на все лады не меньше сотни раз, больше не тащит из него наружу ничего, кроме тошного омерзения. И все же на Джасима он старался смотреть как можно реже: уж слишком отчетливо в его чертах проступали знакомые родовые черты, хоть и изрядно стесанные старостью и выражением непреходящего презрения на когда-то выразительном лице.