Книга Тайны Троссард-Холла, страница 4 – Виолетта Орлова

Глядя в спины уходящих в спешке ребят, Артур не верил своему счастью. Что ж, сегодня ему несказанно повезло, несмотря на то, что он опрометчиво полез на рожон. Сама природа благоволила ему. Отряхнувшись от снега и небрежно утерев тыльной стороной руки кровь с лица, мальчик зашагал в сторону своего дома, глубоко задумавшись.

Артур жил на окраине города, у подножия леса, и, чтобы вернуться к себе, ему нужно было пройти весь Клипс. Если сравнивать все постройки в городе, то оказывалось, что дом, где жили Артур с Леврудой, был, наверное, самым маленьким, неказистым и даже дряхлым. Его обветшалые стены не справлялись с защитой от холодов, прохудившаяся крыша нещадно протекала в разных, порою совершенно непредсказуемых местах, а сквозь окна, несмотря на то, что они были закрыты деревянными ставнями, проникал холодный ветер.

Впрочем, Артур никогда не жаловался и не сравнивал свой быт с тем, как живут другие, более обеспеченные клипсяне. Напротив, подобные трудности закалили его характер; с самого раннего детства он привык работать по дому, мастерить что-нибудь, и молоток с пилой не вызывали в его сердце никакого возмущения судьбой. Мальчик, как мог, старался облегчить жизнь приемной матери – женщины, которая гостеприимно приняла его в свой дом и воспитала, несмотря даже на то, что сама находилась далеко за чертой бедности. Артур жил у Левруды все то время, сколько помнил себя, то есть пятнадцать смрадней. А если уж говорить точнее, то где-то двенадцать, поскольку первые годы своей жизни он и вовсе не помнил. К слову, люди в здешних краях знали лишь два основных времени года и два промежуточных. Первое из них – смрадень – было временем холодов, лютых ветров и снегов, которые окутывали дома и леса. Года в ту пору также исчислялись «пережитыми смраднями». Если человек смог пережить смрадень, то, значит, и год прошел.

Вслед за смраднем наступал полузнь – промежуточная неделя между холодами и жарой, когда почки появлялись на деревьях, словно грибы после дождя, и впоследствии распускались прекрасными зелеными листьями. В это время девушек старались выдать замуж. В народе поговаривали, что если юная дева заарканит молодца в полузнь, то и не быть им порознь.

Неделя расцветания заканчивалась жарой и ярким солнцем, которое согревало влажную землю изо всех сил. Время это звалось оюнем. Но долгая жара рано или поздно подходила к концу, и промежуточная неделя, которая за ней следовала, была самым противным временем года. Слизень знаменовал именно ту ломающуюся погоду, когда вроде уже холодно, но вместе с тем еще и не смрадень. В эту пору дождь усиленно вспахивал землю крупными каплями, делая ее склизкой и гнусной, заставляя задумываться о грустном. Хотя, если уж не придираться, то любая погода хороша по-своему, а люди в Клипсе, надо отметить, выглядели недовольными круглый год.

Артур шел около получаса, пока наконец не добрел до своего захудалого домишки. С наслаждением он шагнул в натопленную комнату и, подойдя к камину, начал отогревать вконец замерзшие руки. Мальчик надеялся, что кормилица уже легла спать и не заметит его прихода, однако спустя некоторое время послышалось знакомое старческое кряхтение, после чего она сама медленно вышла к нему навстречу.

Левруда казалась уже очень старой и дряхлой, несмотря на обычную живость характера и удивительную способность все делать быстро; к старости она начала как бы замедляться, словно внутри нее находился механизм, который с возрастом постепенно давал сбой. Реакция ее уже не была такой быстрой, как раньше, речь становилась более размеренной, а расстояние из одной комнаты в другую она преодолевала с огромным трудом. У нее была странная внешность – скорее отталкивающая, чем приятная, однако Артуру представлялось, что красивее Левруды и быть никого не может. У пожилой женщины были сморщенные щеки, напоминающие два сушеных яблока, совершенно лысая голова без малейшего следа какой-либо растительности, умные карие глаза, являвшиеся, пожалуй, самым большим достоинством ее неприглядной внешности, маленький, почти незаметный рот и прямая осанка, свойственная скорее молодой женщине, нежели старушке.