Книга Последнее слово единорогов, страница 212 – Виолетта Орлова

Желтокожие лица нукеров были в основном открыты для обзора, однако некоторые предпочитали прятаться под вороньими масками, возможно, с целью устрашения. На первый взгляд казалось, что захватчики перемещаются хаотично, но за минуту наблюдений становилось ясно: у каждого есть определенная задача и свой участок земли, который они мерили резкими, короткими шагами.

Даниел тяжело вздохнул. Убежать невозможно. Если бы еще улицы Той-что-примыкают-к-лесу были пустынны, но здесь на каждый единометр приходилось по несколько человек.

– Ты права, Одди, – тихо сказал он и добавил:

– Не волнуйся за меня. Я, конечно, убежден, что добром это не… – Даниел запнулся, увидев, как от грусти искажается лицо любимой, и добавил более оптимистичным тоном:

– Впрочем, пустяки. Я уже с ним встречался однажды, и ничего ужасного со мной не произошло, – юноша насупился, замолчал, погрузившись в тяжкие думы, занимавшие его с самого дня отъезда.

– Я люблю тебя, – шепнула ему на ухо Оделян в качестве ободрения и оставила одного, ибо Джехар уже ждал ее возвращения. Ревнивый сокол хорошо стерег свою голубку.

Объяснение с любимой привело Даниела в хорошее расположение духа, несмотря на дурные вести. Можно было даже сказать, что он почти счастлив: почти, ибо он уже занемог сидеть на одном месте в затхлом помещении, а вот счастливым его конечно же сделало признание Одди. Но когда на следующий день за ним пришли, он внутренне задрожал, вспомнив, как это неприятно – испытывать физическую боль.

На сей раз его конвоиром был какой-то незнакомый статный полидексянин, чье лицо скрывала страшная маска. На Кэшью он походил с натяжкой: тот немного косолапил при ходьбе, в талии был широк, а в плечах узок. Этот же, напротив, обладал тонкой, почти девичьей талией и широкими плечами; походка его была плавной, а движения гибкими, как у оцелота. Вместо грубого издевательского окрика, каковым его всякий раз приветствовали надзиратели, он ласково коснулся плеча Даниела, как бы побуждая подняться на ноги. Дан, до глубины души тронутый столь приятным обращением, с невыразимой тоской взглянул в безликую воронью маску; еще секунда и он расплачется прямо на глазах у этого вежливого и симпатичного конвоира. Затем полидексянин вообще совершил немыслимое: встал на колени перед пленником и осторожно снял цепь! Все это он проделал ловко, быстро, а после даже немного растер ему занемевшие ноги, отчего Дан все-таки не выдержал и жалобно всхлипнул.

– Мы идем на допрос? – предательски шмыгнув носом, поинтересовался он, ибо ему хотелось поскорее определить свою судьбу, понять, что его ожидает в ближайшем будущем. Незнакомец качнул головой, но так ничего и не сказал. Что ж, значит, дела обстоят еще хуже. Едва волоча ноги, Даниел поплелся за новым надзирателем. Оказавшись на улице, он замер и неловко покачнулся; солнечный свет безжалостно ударил его по глазам, подобно искусному воину, и если бы не сильная рука добропорядочного конвоира, он бы растянулся на земле прямо перед любопытными взорами глазевших на них полидексян.

Дан уже и забыл, каково это – наблюдать столь прекрасный солнечный день в самом разгаре. Даже вечно унылая Та-что-примыкает-к-лесу преобразилась до неузнаваемости: повсюду миролюбиво трещали цикады, безоблачное небо сулило полуденный зной, а прекрасные серебристые тополи, окружавшие деревню, едва слышно звенели на ветру своими переливчатыми листьями. Колоритный пейзаж лесной деревушки весьма ощутимо контрастировал с внешним видом вооруженных захватчиков: удивительно, с какой легкостью человеку удается испортить очарование, так кропотливо создаваемое природой. Ужасно не хотелось опять возвращаться в подвал, плен, а уж тем паче Даниел избежал бы неприятного разговора, который тяжелой предгрозовой тучей смущал его воображение вот уже несколько дней.