Книга Слуга Земли, страница 193 – Сара Хоули

За ним высилась массивная металлическая дверь, усеянная шипами. Скорее всего, она вела внутрь Кровавого Дома. Туда я приближаться не собиралась.

Кайдо довольно заурчал в моём сознании. Он был рад вернуться домой.

Я присоединилась к другим слугам в задней части зала, а Лара встала в ряд кандидатов перед деревом. Вскоре их собралось шестеро.

По сигналу они опустились на колени и рассекли ладони, позволяя крови стекать в кубки перед ними. Лара вздрогнула от боли, но открыла флакон в браслете ловко — лишь потому, что я знала о её хитрости, мне удалось заметить, что крови в её чаше оказалось больше, чем должно было быть.

Когда кубки наполнились, кандидаты поднялись на ноги и вылили свою кровь на извивающиеся корни, пробившиеся сквозь каменный пол.

Перед глазами вспыхнула тьма.

Я замерла, подумав, не потухли ли факелы, но затем пространство наполнилось слабым рубиновым сиянием. Ветви дерева теперь были усыпаны багряными листьями, а комната опустела — кандидаты и слуги исчезли.

— Смотри, — прошептало дерево.

Я вновь оказалась в хижине, где росла. Было предрассветное утро, и мой нос касался холодного стекла окна. Я видела, как отец уходит по узкой тропинке за нашим домом. Он оглянулся, но, завидев, как я машу ему крошечной ладошкой, лишь отвернулся и пошёл дальше. Что-то во мне словно сломалось.

Теперь я была в деревне, прячась за лавкой портного, пока стайка детей забрасывала меня камнями. Один из них ударил меня в лоб, из раны потекла кровь, и от боли я пришла в ярость. Я швырнула камни в ответ и закричала, когда они в страхе бросились прочь. Один из булыжников угодил девочке в голову, и я рассмеялась.

Я дралась с мальчишками во дворе школы в Тумблдауне, больше не желая ждать, когда камни полетят первыми. Они дёргали меня за волосы, били кулаками, но я била сильнее. А ещё — кусалась. Когда родители приходили за очередной моей жертвой, они шептались: «Она дикая», «Её нельзя подпускать к другим детям».

Мне было тринадцать, и я была голодна и зла. Когда мать пыталась обучить меня травничеству, я решила, что это скучно и лучше стать торговкой. Я хотела быть богатой и свободной, а не такой бедной, как она — такой, какой она сделала нас обеих.

Я кричала на парней, пристававших к Ане, а затем прыгнула на одного из них, когда он попытался схватить её. Обвила руками его шею и вцепилась зубами в ухо, пока он визжал и пытался стряхнуть меня. «Анина цепная псина», — так меня назвали в тот день, и имя прижилось.

Я смотрела на своё отражение в пруду, переполненная подростковой яростью, и желала себе смерти, чтобы жители деревни, презиравшие меня, почувствовали заслуженную вину. Желала смерти им. Желала смерти нам всем.

Я кинула камень в окно женщины, которая насмехалась над моей матерью за то, что та не смогла удержать мужа.

Дала пощёчину первому мальчишке, который попытался меня поцеловать.

Ссорилась с Аней из-за наших семей.

Лежала без сна в ту трудную ночь, когда болезнь матери подходила к концу, и ненавидела её за всё это время, потраченное на заботу, за тревоги, что росли как снежный ком, за деньги, что утекали сквозь пальцы быстрее, чем я могла их заработать.

Я злилась, кричала, лгала и проклинала всех вокруг. Каждое мерзкое дело, что я совершила, каждая тёмная мысль, что я хранила в сердце, проносились передо мной, вспыхивая и исчезая во тьме. А между этими видениями я видела дерево — древнее, безмолвное, ждущее.