Книга Дело смерти, страница 104 – Карина Халле

— Это Роковая Гора, — говорит Кинкейд.

Ну ага, конечно.

— Технически, гора Рока, — продолжает он, — но, знаете, тогда звучит не так впечатляюще.

Мы продолжаем идти, спускаясь все ниже, в густой лес.

Кинкейд не умолкает, прекрасно донося свой голос до всех двенадцати участников группы, включая Эрнандеса. Я улавливаю лишь отдельные факты: полуостров впервые исследовали ботаники в 1975 году. До этого никто не подозревал, что здесь находится настоящая сокровищница грибов, мхов, лишайников и растений.

Наконец мы останавливаемся на ночлег — на травянистой поляне, усыпанной крошечными белыми и розовыми цветами, окруженной лиственницей и тсугой. Мои ноги горят, и я так устала, что хочу сразу заползти в палатку и уснуть, но сначала нужно ее собрать.

Тупо смотрю на палатку, не двигаясь, пока Кинкейд не подходит и не помогает мне.

После того как он устанавливает ее профессионально и в рекордно короткое время — еще одна невероятно сексуальная черта в нем — он наклоняется ближе.

— Хочешь прогуляться?

У меня замирает сердце.

— Прямо сейчас? — шепчу я и оглядываюсь. Все заняты установкой своих палаток, но никто не обращает на нас внимания.

Он кивает и уходит к краю поляны.

Я стараюсь сохранять спокойствие. Огибаю край поляны и ныряю в лес. Кинкейд уже далеко впереди, поэтому я иду так быстро, как могу, чтобы не потерять его, и внезапно мы оказываемся в темном лесу. Воздух здесь прохладный и влажный, нежный, как поцелуй на коже, и сквозь склонившиеся деревья доносится шум журчащего ручья.

Кинкейд стоит под ветвями, стягивает рубашку.

— Там есть ручей, в нем можно помыться, — говорит он, кивая в глубину леса. — Вода холодная, но после этого мы снова будем чувствовать себя как новенькие.

Но я едва слушаю его, потому что могу только откровенно пялиться на его тело. Да, я видела его прошлой ночью, и даже больше, но сейчас ранний вечер, свет яркий, и он выглядит как лесной бог с подтянутыми мышцами, гладкой, слегка загорелой кожей, еще и татуировкой ворона на руке.

Мне кажется, что если бы в Древней Греции существовали мужские дриады, то Уэс Кинкейд был бы одной из них.

Не теряю времени даром, сбрасывая одежду, раздеваясь перед ним. Когда я стою в лесу совершенно голая, я тоже чувствую себя сказочной нимфой.

Да, тело у меня не как у феи, на бедрах есть целлюлит, а на животе складочка, даже несмотря на то, что я немного сбросила вес, приехав сюда. Но сейчас, стоя вот так перед Кинкейдом, наблюдая, как его член твердеет, упираясь в джинсы, видя, как в его взгляде разгорается вожделение, пока он медленно оглядывает мое тело, а моя кожа покрывается мурашками, словно ее лижут языки пламени, — я чувствую себя мифическим созданием.

— Ручей может и подождать, — говорит Кинкейд, прежде чем сделать шаг ко мне и схватить меня за талию.

Одним движением он притягивает меня к себе для поцелуя — голодного и стремительного. Словно дикий зверь, он принимается целовать мою шею, кусать ключицу, затем опускается к груди, лижет и сосет, пока я не начинаю стонать.

Как только у меня подкашиваются ноги, он подхватывает меня руками и опускает вниз, пока я не оказываюсь в мягком мху и упругих зарослях розового альпийского рододендрона. Его руки грубы, он быстро раздвигает мои бедра, открывая для себя, а пятнистый солнечный свет пробивается сквозь ветви над нами.