Книга Дело смерти, страница 105 – Карина Халле

Я завороженно смотрю, как он опускает голову между моих ног, обвивает руками мои бедра, фиксируя меня на месте и удерживая. Он с восхищением смотрит на мою киску, затем поднимает на меня взгляд сквозь ресницы, и на его лице появляется ухмылка — кривая и порочная.

Затем он снова опускает голову, набрасывается на меня, как голодный, его губы, рот и язык — влажные, сильные и напористые.

В горле застревает стон, и я запрокидываю голову. Деревья, кажется, смыкаются над нами, защищая, а я начинаю чувствовать себя так восхитительно и легко. Пьянею от наслаждения, воздух будто мерцает и тает.

Моя голова бессильно поворачивается в сторону, и я замечаю грибы, окружающие нас.

Одни — крошечные, другие — крупные. Все прозрачно-белые, с оранжевыми пластинками.

— Эксандеско… — выдыхаю я как раз в тот момент, когда язык Кинкейда проникает в меня, лишая слов. Глаза сами закрываются, пока я переживаю волну удовольствия, а когда снова открываю их, грибы кажутся почему-то ближе.

«Что происходит?» — мелькает мысль, но в то же время мне все равно. Голова стала слишком тяжелой, чтобы что-то соображать, и я погружаюсь глубже в мох, позволяя ощущениям окутывать меня.

Кинкейд продолжает ласкать языком, опустошает меня, пока я не погружаюсь так глубоко, будто начинаю сливаться со мхом воедино. Мой разум пронзает звезды, и мне кажется, будто моя душа растворяется.

— Не останавливайся, — шепчу я, открываю глаза и вижу, как ветви деревьев тянутся ко мне, жаждут меня, желают. Воздух наполнен искрящейся в солнечном свете оранжевой пылью, я вдыхаю ее, глубоко, насколько могу, чувствуя, как она наполняет мои легкие, проникает в кровь.

«Мы — единое целое», — проносится у меня в голове. — «Мы — одно».

Поднимаю голову и смотрю на Кинкейда. Оранжевая пыль оседает на его волосах, на плечах, пока он продолжает ласкать меня языком, и каждый взмах его языка заставляет мое тело извиваться. Но когда я пытаюсь пошевелиться, у меня не выходит.

Бросаю взгляд вниз и вижу тонкие нити мицелия, прорастающие из мха, которые нежно обвивают мои запястья и лодыжки. Они удерживают мои ноги раздвинутыми для Кинкейда, пока он поглощен мной, а розовые цветки альпийской азалии прижимаются к моей обнаженной коже, словно целуя ее. Я оглядываюсь — грибы еще ближе.

Они движутся, когда на них не смотрят.

Медленно приближаются ко мне.

«Это не реально», — едва пробивается сквозь муть в сознании слабая мысль. — «Это не правда. Галлюцинация».

Но если я и чувствую страх, он исчезает, когда Кинкейд доводит меня до кульминации. Я мощно кончаю, а мицелий сжимается, словно те самые веревки, что Кинкейд использовал прошлой ночью, приковывая меня к месту.

«Я пленница леса, его собственность», — думаю я, пока мое тело продолжает биться в конвульсиях, прижимаясь к его рту. Нити мицелия впиваются в мою кожу все сильнее, сильнее, а внутри меня словно разрывают на атомы. Я едина с землей, наши души сливаются. Зрение затуманивают вспышки света, путешествующие сквозь пространство и время, и…

— Сидни?!

Я открываю глаза.

Поднимаю голову.

Вижу, как Кинкейд смотрит на меня, и на его лице беспокойство.

Моргаю и смотрю на свои запястья и лодыжки.

Никакого мицелия.

Оглядываю лес.

Деревья стоят на своих местах, и нет ни единого гриба.

Словно их никогда и не существовало.