Книга Дело смерти, страница 15 – Карина Халле

— Клэйтон, — предупреждающе говорит невысокий азиат, кладя ему руку на плечо. — Не надо.

Я качаю головой, сбитая с толку.

— Я никогда такого не говорила.

Клэйтон прищуривается.

— Ага. Ты права. Вижу, что нет.

Затем он разворачивается и уходит, а азиатский парень следует за ним.

— Он не «весельчага», — говорит Мунавар, делая кавычки в воздухе.

Я смотрю на Лорен.

— Что это было?

Она закатывает глаза.

— Какая разница? Не обращай на него внимания.

«Похоже, мы нашли гнилое яблоко», — думаю я. Интересно, знала ли Эверли о Клэйтоне заранее. Я надеялась, что они берут только студентов без темного прошлого.

Хотя, с другой стороны, я же здесь.

Теперь, когда конфликт исчерпан, мы выходим из здания. Эта драма вернула меня в школьные времена, что раздражает, ведь нам всем, наверное, уже за двадцать. Вероятно, так и бывает, когда ты заперт с учеными в одном месте. Надеюсь, со временем станет лучше, а не хуже.

Так как я пришла последней, я и ухожу последней. Иду за Лорен, немного отставая, чтобы рассмотреть картину на стене — красно-белую мухоморовидную поганку. Интересно, это и есть их «Аманита эксандеско»?

Дверь почти закрывается у меня за спиной, но я успеваю придержать ее предплечьем, выходя как раз в тот момент, когда кто-то снаружи пытается ее открыть.

И я сталкиваюсь лицом к лицу со своим будущим психологом.

ГЛАВА 5

— Простите, — торопливо говорю я, врезаясь в грудь доктора Кинкейда. Он сложен, как каменная стена, но всё же делает несколько шагов назад, и его поразительные глаза на мгновение расширяются.

— Извиняюсь, — произносит он, и от его голоса по моему позвоночнику пробегает дрожь. Я всегда была падка на голос. Если у мужчины низкий, хрипловатый тембр, чуть грубый, чуть тягучий, — у меня подкашиваются колени. А если к этому добавляются мускулистые предплечья и сильные руки, то это для Сидни — святая сексуальная троица.

Мой взгляд падает на его руки, сжимающиеся и разжимающиеся в кулаки так, что это невольно напоминает мне знаменитый кадр с мистером Дарси из «Гордости и предубеждения». Определённо подходит под описание, хотя под чёрным шерстяным пальто, куда более уместным в зимний холод, чем в тёплый вечер, я не могу разглядеть его предплечья. Два из трёх — тоже неплохо, хотя, судя по ширине плеч, я готова поспорить, что его предплечья заслужили бы полный комплект.

«Хватит», — одёргиваю я себя. — «Последнее, что тебе сейчас нужно, — похотливые мысли к собственному профессору и психологу».

Старые привычки умирают тяжело.

— Если позволите, — произносит он, всё ещё держась на расстоянии и указывая на дверь, которая успела закрыться. Похоже, тот хочет избежать неловкого общения, и я понимаю, что, наверное, таращусь на него, как влюблённая дурочка.

Но, обойдя меня, он на мгновение встречается со мной взглядом — и я клянусь, мир замирает. Туман словно окутывает нас, отсекая редкие крики воронов и протяжного, печального свиста дрозда, пока не остаётся только тишина. Его тёмные, низко опущенные брови отбрасывают тень на глаза, а радужка — призрачный оттенок серого, в точности как туман. Взгляд его невыносимо яркий, электрический, пронизывает до самой души, будто он видит меня всю.

И то, что он видит, пугает его.

Настолько, что быстро отводит взгляд.

— Я Сидни Деник, — выпаливаю я, не желая, чтобы он просто ушёл и чтобы мой будущий психотерапевт составил поспешное мнение. — Я учусь в вашем классе, — добавляю, и тут же внутренне морщусь: конечно, я учусь в его классе. Здесь все учатся.