Книга Королевы и монстры. Яд, страница 39 – Джей Ти Джессинжер

– Обещаешь?

– Обещаю.

Будем надеяться, она права.

– Ладно. Если ты так говоришь, я верю.

– Всю жизнь тебе говорю, что нужно слушать меня, тупица. Я гораздо умнее.

Я только посмеиваюсь.

– Ты вообще нисколечко не умнее меня.

– Еще как.

– Не-а.

В ответ она гордо выдает:

– Да, умнее, и у меня есть доказательство!

– Просто не терпится его услышать, – бормочу я.

– Ваша честь, представляю суду следующую неопровержимую улику: вагина подсудимой!

Я фыркаю.

– Как мило. А аудио- и видеоматериалы предоставлены будут?

Она игнорирует мой комментарий и набирает в легкие воздух:

– Со стороны подсудимой она подвергалась постоянным истязаниям с помощью персональных устройств для самоудовлетворения, настроенных на максимальный режим, особенно после встречи с неким Кейджом… как бишь там его фамилия. Скажешь, я не права?

– Что у тебя за одержимость моей вагиной? – ворчливо спрашиваю я.

С еще большей гордостью в голосе она провозглашает:

– Так и думала!

– К вашему сведению, госпожа прокурор, я не использовала никаких электронных устройств с момента встречи с названным мужчиной.

– Хм-м-м. Только пальцы, да?

– Исчезни, злобная ты ведьма.

– Извини, но никуда я от тебя не денусь.

– Почему каждый телефонный разговор с тобой заканчивается тем, что мне хочется найти высотное здание и с него спрыгнуть?

Слоан смеется.

– Это любовь, детка. Если тебе не больно, значит, она ненастоящая.

Забавно, как случайно брошенная фраза может в будущем оказаться самым точным и достоверным описанием действительности, словно какое-то страшное пророчество.

Проходит месяц. Потом еще один. Наступает и проходит День благодарения. Днем мне не дают заскучать уроки, а по вечерам – Слоан, Моджо и мое творчество.

Я снова начала рисовать. Не детальные пейзажи, которые писала раньше, а абстракцию. Жирные, агрессивные мазки – эмоциональные и несдержанные. Пейзажи – они про то, что я вижу, а это… про то, что чувствую.

Я не собираюсь никому их показывать. Это скорее духовное промывание желудка, нежели искусство. Полагаю, абстракции – всего лишь этап, который пройдет, но сейчас я полностью в это погружена.

А еще живопись гораздо дешевле, чем терапия. И эффективнее.

После письма Дэвида мной на какое-то время овладело беспокойство, но с приходом декабря я ощутила чувство благодарности за этот финальный сеанс связи. Эту последнюю весточку из могилы.

Я наконец приняла, что он больше не вернется.

Слоан была права: произошел несчастный случай. Дэвид поехал кататься в горы и потерял равновесие. Спуски там крутые, рельеф – неровный. Каньоны в Сьерра Невада иссечены древними ледниками, которые веками вымывали гранит, и глубина некоторых расщелин доходит до четырех тысяч футов.

Сколько бы опыта на пересеченной местности у него ни было, это все равно не могло уберечь его от случайной узкой горной тропы, которая не выдержала его веса и обвалилась, опрокинув Дэвида в небытие.

Других убедительных объяснений не существует.

У меня ушло пять лет на принятие, но теперь, когда я его достигла, я чувствую… ну, не то чтобы умиротворение – боюсь, такое состояние мне уже недоступно. Наверное, покой. Может, благодарность.

Благодарность за то, что мы имели, пусть этому и не суждено было продлиться всю жизнь. По крайней мере, всю мою жизнь.

А если иногда меня преследует отчетливое чувство, что кто-то за мной наблюдает, я списываю это на ангела-хранителя, который присматривает за мной с небес. Единственная альтернатива – прогрессирующая паранойя, но сейчас я не готова принимать такую версию к рассмотрению.