Книга Жестокие клятвы, страница 168 – Джей Ти Джессинжер

Я часто жалуюсь на это, но только для того, чтобы Рейна почувствовала себя плохо и захотела загладить свою вину передо мной. Когда ты зависим от кого-то, ты готов на все ради еще одного вкуса, независимо от того, как ты его получишь.

Мы подъезжаем к Деклану как раз в тот момент, когда Слоун открывает входную дверь для Малека. Она обнимает его, заставляя меня нахмуриться.

Рейна вздыхает.

— О, милый.

Я рычу: — Я буду вести себя хорошо ради политики, но я все равно ненавижу его.

— Я знаю. И спасибо тебе.

— Между прочим, он подстрелил Кирана.

Ее глаза расширяются.

— Правда?

Киран хихикает.

— Да. Три раза. Мне становится щекотно каждый раз, когда я вхожу в комнату с этим большим уродливым ублюдком, зная, как он, должно быть, раздражен, видя, что я ухмыляюсь ему, как чертов фонарь.

— Вот это настрой! А теперь перестань хмуриться, Куинн, и, пожалуйста, помоги мне выбраться из этого нелепого транспортного средства, которое ты называешь машиной. Я не хочу упасть и сломать ногу.

— Ах, еще один из твоих не очень тонких намеков на покупку седана Mercedes.

Она мило улыбается мне.

— Не говори глупостей. Я знаю, ты бы никогда не купил такую машину. На них ездят только взрослые.

— На них ездят только старики и шейхи.

— Ты говоришь так, словно знаешь каких-то стариков. Или шейхов.

Я открываю дверцу и беру ее за руку, помогая скользнуть по сиденью ко мне. Затем поднимаю ее и пинком захлопываю дверцу. Когда я несу ее по дорожке к входной двери, она вздыхает.

— Не говори этого. Я знаю, что ты способна идти, но пока на этой чертовой земле лежит чертов снег, я буду нести тебя.

— Ты не выносил меня с собрания.

— Тебе нужно было пройти всего десять футов.

— Значит, есть ограничение в десять футов для моей подвижности? — Едко спрашивает она

Я рычу: — Есть плетка с твоим именем.

— В тот день, когда я позволю тебе отшлепать меня, Слоун съест пончик.

— Считается ли, если она не знает, что это пончик? Потому что я с удовольствием обваляю крем ”Криспи" в грязи и кроличьем помете и скажу ей, что он сделан из органической киноа и овсяных хлопьев высшего сорта.

Смеясь, Рейна опускает голову мне на плечо.

— Я соглашаюсь на эту сделку. Но я должна быть в комнате, чтобы видеть ее лицо, когда она это ест.

Когда мы входим в дом, я уже обдумываю, как бы мне оправдаться и сбегать в ближайший магазин Krispy Kreme.

Я осторожно ставлю Рейну на ноги у входной двери, затем обнимаю Слоан. Она обнимает Рейну и Кирана и говорит нам, что Деклан уже приехал.

Киран спрашивает: — Как ему новый водитель?

Слоан тепло улыбается ему.

— Не так хорош, как был раньше. Заходите, ребята. Вы можете оставить свои пальто вон на том диване.

Когда мы входим в гостиную, Нат и Кейдж сидят на диване в одном конце комнаты. У нее на руках их новорожденный мальчик Каз, названный в честь своего ужасного отца. Каз закутан в синее одеяло, и у него столько густых черных волос, что кажется, будто на нем меховой шлем.

На том же диване сидят Малек и Райли. Она передает ему их младенца Мика. Он старше Каза на несколько месяцев, но у него вдвое меньше волос. Хотя они тоже черные. Как сердце его отца.

Перед камином, держа в руках хрустальный бокал, до краев наполненный скотчем, стоит Деклан, выглядящий так, словно борется с жестоким приступом диареи. Однако он часто делает такое лицо, так что трудно сказать, являются ли русские проблемой.