Онлайн книга «Жестокие клятвы»
|
Глядя прищуренными глазами на его удаляющуюся спину, я бормочу: — Надеюсь, тебе понравится тушеное мясо с пауками. 11 ПАУК Появившись на кухне, я сразу направляюсь к винному холодильнику, достаю бутылку каберне и приношу ее на большой мраморный столик. Я беру штопор и открываю вино, все время глубоко дыша, чтобы попытаться унять бешеное сердцебиение. Эта гребаная самка может довести меня до сердечного приступа. И не только из-за этих идеальных сисек. — Привет. Ирландец. Я так поражен этим голосом, что роняю штопор и чертыхаюсь. — Господи! Я вас там не заметил. Мать Рейны сидит за кухонным столом и, прищурившись, смотрит на меня из-за очков. То, как она это делает, нервирует. Как будто женщина может материализоваться из воздуха, как Дракула. Я тяжело выдыхаю и добавляю более цивилизованным тоном: — Извините, миссис Карузо. Я сегодня не в себе. Она фыркает и говорит что-то по-итальянски. Я не знаю, что это значит. Даже не хочу знать. Я беру из шкафчика два бокала для вина и ставлю их вместе с бутылкой на стол. Я сажусь напротив нее, открываю вино, наливаю нам обоим по бокалу и поднимаю свой. — Sláinte! (с гэльского. за здоровье/ура) Она делает кислое лицо. — И тебе того же. Это заставляет меня усмехнуться. — Это означает ”ура". — О. Ну, почему ты сразу не сказал? — Она берет свой бокал. — В честь чего пьем? Глядя на нее, женщину, породившую Рейну, Королеву всех сущих дьявольских сук, я кисло говорю: — Контроль над рождаемостью. — Хех! Я выпью за это. — Мы чокаемся бокалами и выпиваем. Когда я ставлю свой бокал на стол, она улыбается мне. Почему-то это не утешает. Она говорит: — Итак. Гомер, которого назвали в честь умершего художника. Ты зарабатываешь на жизнь убийством людей, si? Я раздумываю, как ответить, но решаю сказать правду. Она похожа на человека, который не терпит ерунды. — Я бы не сказал, что это моя основная роль, но это определенно присутствует. Она кивает, ворча. — Мой муж убивал людей. Муж Рейны тоже. Это образ жизни для всех в мафии. — Она смотрит на меня поверх своего бокала, как будто ждет моего ответа. — Если вы спрашиваете, нравится ли мне это, то ответ — нет. — Я останавливаюсь и на мгновение задумываюсь. — Вообще-то, вычеркните это. Я могу вспомнить несколько случаев, когда мне это нравилось. Но те конкретные мужчины были дикарями. — Все мужчины дикари, — последовал ее мгновенный ответ. — Это просто вопрос степени. — Я начинаю понимать, откуда у вашей дочери любовь к противоположному полу, — сухо говорю я. — Если бы ты был замужем за дьяволом четырнадцать лет, ты бы понимал намного лучше. От того, как она произносит это низким голосом, полным боли и сожаления, у меня по коже бегут мурашки. — Он был настолько плох? Она встречается со мной взглядом и несколько мгновений молча удерживает его, затем вздыхает и делает большой глоток вина. — Я бы его не пережила. Честно говоря, я не знаю никого, кто смог бы. Но Рейна пережила. Хочешь знать, как? — Она не дожидается моего ответа, прежде чем твердо сказать: — Выдержка. — Когда я молча смотрю на нее, она добавляет: — Возможно, она и не милая. Все это было вырезано из нее. Но как только сердце выдолбленно ножами, оно может выдержать все, что угодно. — А как же Лили? У нее есть выдержка? Она долго смотрит на меня. — Думаю, нам придется подождать и посмотреть. |