Книга Обворожительно жестокий, страница 68 – Джей Ти Джессинжер

Когда я укладываю ее на кровать, она снова сворачивается клубочком и смотрит на меня из-под края мехового покрывала. Я знаю, что она пытается выглядеть взбешенной, но глаза женщины еще не были настолько мягкими, как при взгляде на мужчину, который только что заставил ее кончить.

Мои губы изгибаются. Со слабым чувством удивления я понимаю, что улыбаюсь.

Ослабляя галстук, я смотрю на нее сверху вниз.

— Ты выкрикивала мое имя.

Она закатывает глаза, потом крепко их зажмуривает.

— Вот это самомнение, — хмыкает она.

— Оба раза.

— Было бы здорово, если бы ты решил помолчать.

Я стягиваю через голову галстук и бросаю его на пол. Затем скидываю пиджак и отбрасываю его в сторону. Сбрасываю туфли и вытаскиваю ремень. Когда я расстегиваю рубашку, Тру открывает глаза. Она наблюдает, как я снимаю рубашку и позволяю упасть ей поверх пиджака.

Девушка прикусывает губу, а ее зрачки расширяются.

Я стою неподвижно, позволяя ей любоваться своим обнаженным телом. Свет в комнате приглушен, но его достаточно, чтобы она видела.

Татуировки. Мышцы.

Шрамы.

Тру резко садится. Меховая накидка соскальзывает с ее плеч до талии, обнажая грудь, но она этого не замечает. Она слишком занята изучением меня.

Через мгновение она протягивает руку и прикасается ко мне.

Кончиком пальца она прослеживает шрам на моей грудной клетке. Хотя сейчас он практически белый, но такой же плотный и злобный, как и в день, когда его сделали.

— Наверное, тебе было больно, — говорит она.

— Да.

Она смотрит на меня снизу вверх, изучая выражение моего лица, а затем снова опускает взгляд на мою грудь. Тру скользит пальцем вниз по моим ребрам и животу к рубцу около талии.

— А это что?

— Это тоже было не щекотно.

Ее глаза вспыхивают и встречаются с моими.

— Не смешно, — злится она.

Она серьезна и неподвижна, ее глаза затуманены каким-то плохим воспоминанием, которое не имеет ничего общего с отметинами на моей коже.

Я обхватываю ее подбородок и провожу большим пальцем по скуле, желая, чтобы это страдальческое выражение в ее глазах исчезло, желая толкнуть ее обратно на матрас и снова войти в нее, заставить выкрикивать мое имя до осипшего голоса.

Желая сделать ее своей навсегда, чего никогда не произойдет.

С усилием я отбрасываю все эти конкурирующие эмоции в сторону.

— Ты действительно хочешь знать?

— Да, — приглушенно отвечает она.

— Этот шрам от деревянного колышка.

Она отдергивает руку, как будто обожглась.

— Колышка? — повторяет она.

Из-за того, как испуганно она выглядит, я жалею, что не солгал.

— Скажем так, я не споткнулся и не упал на него. На этом и остановимся.

Когда она в ужасе изучает этот узел, я опускаюсь на колени между ее ног и обхватываю ее лицо обеими руками.

— Это было очень давно. Я был совсем мальчишкой.

— Мальчишкой. — Ее лицо бледнеет.

— Прости. Я не хотел тебя расстраивать.

Она смотрит на меня, как на полного идиота. Что сбивает меня с толку.

— Лиам. Я вовсе не расстроена. Я в бешенстве. Какой зверь воткнул кол в живот мальчишке? — рычит она. — Пожалуйста, успокой меня и скажи, что он провел остаток своей жизни в тюрьме.

Я отвечаю, не задумываясь:

— Нет. Я убил его. Но позже, когда уже вырос.

Она смотрит мне в глаза свирепым взглядом. После безмолвной, мучительной тишины она тихо говорит:

— Я рада.

До меня сразу доходит несколько вещей. Во-первых, я продолжаю ее недооценивать. Во-вторых, Деклан был прав: она гораздо крепче, чем кажется.