Книга Полуночный Валентайн, страница 89 – Джей Ти Джессинжер

– Ах.

Я перестаю ходить.

– Что вы имеете в виду по этим «ах»? Это очень важно.

– Могу я задать несколько вопросов об этом человеке?

– Ага. Спрашивайте.

– Он тебя привлекает?

Ой, блин.

– Я... я…

После того, как становится ясно, что больше я ничего добавлять не собираюсь, доктор Сингер заявляет:

– Признать это – нормально, Меган. Ты не предаешь память Касса, если находишь другого мужчину привлекательным.

Я начинаю расхаживать с новой силой. Туда-сюда, стуча каблуками по плитке с трясущимися руками и влажными подмышками.

– Скажем так, он влияет на меня.

– Продолжай.

– Он... мы... Я постоянно с ним сталкиваюсь. Везде. И, эм, есть много вещей в нем... много-много вещей... которые как бы... напоминают мне... – я втягиваю воздух и глубоко выдыхаю, – Касса.

– Это абсолютно нормально.

Доктор Сингер звучит совершенно спокойно. Я же тем временем вот-вот рухну на отвратительную коричневую плитку и никогда не встану.

– Нормально? – кричу. – Это нормально, что незнакомец напоминает мне моего мертвого мужа?

– Помнишь наши беседы о том, что произойдет, когда ты начнешь с кем-то встречаться?

– Помнится, я говорила, что лучше буду кормом для стаи волков, чем начну с кем-то встречаться.

Доктора Сингер не обращает внимания на мой резкий тон.

– Действительно. И в течение пяти лет, будучи в самом расцвете сил, ты отказывалась даже смотреть на другого мужчину. Я говорил, что отказывать себе в возможном счастье нездорово. Если мне не изменяет память, твой ответ был: «Без Касса для меня нет счастья». Так что, не зная ничего, кроме того, что этот новый мужчина «влияет на тебя», могу предположить из того, что я знаю о тебе, Меган, что тебя просто охватило чувство вины.

На меня обрушивается холод, как будто меня облили ведром ледяной воды.

– Чувство вины? – шепчу я.

– Мы уже установили, что ты страдаешь виной выжившего. Тебе плохо, потому что мужчина, которого ты так сильно любила, погиб. Теперь, кажется, к нашему списку мы можем добавить вину за чувство нормального, естественного влечения к человеку, не являющемуся Кассом. Честно говоря, я удивлен, что это не произошло раньше.

Нет. Нет, это слишком просто. Слишком просто. Чувство вины не может быть объяснением всего, о чем я думаю и чувствую, всего этого безумия, бушующего в моих венах.

– Но... есть вещи, которые нельзя объяснить... Такие как «медвежий коготь» и душистый горошек, посаженный вдоль крыльца, а еще он знает, что я обожаю кофе! И там была эта картина с молнией, на которой были его инициалы, и он потушил огонь в моем доме... И денверские омлеты! Записка со строкой, как на татуировке Касса! Семнадцатое мая!

В этом нет никакого смысла. Я начинаю волноваться о докторе Сингере, потому что его тон меняется на суровый, который он использовал, настаивая в N-й раз на приеме антидепрессантов.

– Давай поговорим о твоих панических атаках. Были ли они у тебя после переезда в Сисайд?

– Да, – бормоча ответ, меня охватывает чувство, что меня полностью повергли.

– Я заметил. А кошмары? Бессонница?

Он явно доволен собой, придурок. Я начинаю скрипеть стиснутыми зубами.

– Хм.

– Буду считать это положительным ответом. И из того, что я понял из твоего перечисления, которые невозможно объяснить, у тебя все еще происходят эпизоды мистических домыслов?

О да. Печально известное мышление, наполненное всякой паранормальщиной, в котором мой мозг особенно искусен.