Книга Фрейлина. Предотвратить, страница 16 – Тамара Шатохина

Отказаться от любой из них значило бы погрузиться в убогое будничное существование. А он для этого слишком молод еще, слишком силен и слишком влюблен.

**

Я испытала странное чувство, когда Фредерик открыл дверку экипажа и резюмировал:

- Мы на месте, Таис. Позвольте помочь вам, - и привычно уже поставил меня на землю, аккуратно придерживая.

И я привычно доверилась мужским рукам – клюнуть землю носом или ковылять боком так, боком… как крабик, больше не хотелось. Было дело и если бы не он, то кто знает?..

Уже стоя на мощеной камнем площадке, я пережидала внутреннюю качку, а муж рассказывал:

- Лютеранскоая ветвь Гогенлоэ-Нойенштайн претерпела несколько разделов… старшая линия угасла в начале этого века, а младшая разделилась на три ветви: Гогенлоэ-Лангенбург, Гогенлоэ-Кирхберг и Гогенлоэ-Ингельфинген. Моего отца следует титуловать Светлейшим высочеством. Он глава ветви на этот момент и носит титул князя. Матери у меня нет. Остальные члены фамилии титулуются, как принцы или принцессы…

- Все это нужно было рассказать мне раньше, - заволновалась я, - что еще я должна знать?

- Это уже неважно. Я представлю вас, вы сделаете легкий книксен и скажете всего два слова – Светлейшее высочество…

- Как скажете, Фредерик, - радостно готова была я хоть и на книксен самый тяжелый.

Это приятное чувство завершенности, ощущение с трудом достигнутой цели и осознание того, что всё - добрались! Я проживала краткий миг настоящего счастья. Шла рядом с мужем, будто плыла во сне, вся в эйфории, чувствуя чуть заторможенный, сонный триумф – я сделала это! Я. Сделала!

Ночь скрывала собой подробности окрестностей и большого строения, к которому мы подходили – все-таки там был большой каменный дом, а может и замок.

Который из - я знать не могла, в Германии их масса. Но по ощущениям, слишком большим, а стало быть и известным, он не был. На фоне звездного неба за стеной из камня угадывались более темным силуэтом невысокая башня и высокая острая крыша рядом.

Фредерик несколько раз постучал в высокую арочную дверь - ворота. Для этого на ней прибита была специальная металлическая штука – кнокер или дверной молоток. Этот представлял собой настоящее произведение прикладного искусства – подвижная кисть человеческой руки, вылитая из металла и с таким же шаром в ней. Им Фредерик и лупил по металлической блямбе так, что зубы сводило.

- Кто там? – раздался грубый недовольный голос.

- Фредерик Август Гогенлоэ-Ингельфинген. Доложи немедля! – рявкнул Фредерик и, глубоко вздохнув, извинился передо мной: - Простите, Таис – ночь… какое-то время придется подождать.

- Ничего, подождем… такая красота, - смотрела я на звездное небо, задрав голову и все еще опираясь спиной о грудь мужа.

Боже, какая прелесть, какой воздух! А тишина? У них что – совсем нет собак? В России такой хай уже подняли бы! И в мое время, и в это в каждом почти дворе держат псину. И неважно - есть там чего охранять или самое ценное в нем – сама собака.

Минут через двадцать – не меньше, массивная калитка скрипнула и тяжело отошла, открываясь наружу, как и положено во всех оборонительных сооружениях.

- Прошу вас показать лицо… лица, - чуть сбившись, произнесла темная тень уже другим – сильным и молодым голосом.

И почти сразу откуда-то сбоку выплыл факел. Надо же? Настоящий смоляной факел. Его держал в левой руке мужчина в простой форме, скорее всего – одежде местной челяди. Второй – высокий мощный мужик с гладко выбритым лицом и в буклях… внимательно присмотрелся к нам и негромко отметил, будто для себя: