Книга Фрейлина. Предотвратить, страница 59 – Тамара Шатохина

Как и пытаться извлечь выгоду из знакомства с королем. В отличие от Сережи Загорянского… привычно тепло щекотнуло в груди… я не считала, что пользоваться протекцией неэтично, не видела в этом ничего недостойного. И буду делать это, если позволят обстоятельства.

Немного странным ощущалось то, как мое сознание и психика реагируют на общение с сильными мира сего.

Даже то потрясение, восторг и трепет, которые я испытала, узнав вдруг Александру Федоровну в сидящей у моей постели женщине, ни в коем разе не являлись низкопоклонством. Я уважала ее, как личность, восторженно трепетала перед легендой о прекрасной женщине, положившей жизнь на алтарь семьи и империи. Все так... но чинопочитания во мне не было. И теперь тоже… легкое опасение и только, да и то быстро проходило.

Что со мной такое? Еще тот менталитет рулит или полное отсутствие чувства самосохранения? Врожденная наглость и беспечность? Я не знала… но понимала, что поведение мое, как результат самоощущения, слегка ненормально для этого времени и моих обстоятельств.

В общем… живу по принципу "куда кривая лошадь вывезет". Авось вывезет.

*** глава очень мужская, осилим? Я в вас верю.

Иногда, укладываясь, а скорее – падая очередным вечером в кровать и засыпая уже, Костя успевал почувствовать мимолетное сожаление… Давала о себе знать легкая тоска по привычной жизни до того, как ввязался во всю эту авантюру.

Предсказуемость и стабильность, бесившие ранее и нагонявшие скуку, вспоминались теперь ностальгически. «Паллада», изученная им «от киля до клотика» и от носа до кормы, вымуштрованная команда, сходы на берег и все приятности, сопутствующие им: семейные вечера, домашние офицерские обеды, приемы и балы…

Но главное - тогда он только-только, да и то не полностью освободился от воспитательской опеки Литке и предпочитал чувствовать себя самодостаточным и свободным человеком. Сейчас же всё отчетливее понимал, что это не так.

Отец не предпринимал ничего в отношении его назначения.

Когда становилось совсем плохо, Костя призывал в помощь свое врожденное упрямство – всегда этим грешил. В детстве Литке часто наказывал за это, делая обиженным. Ребенком Костя мог днями не разговаривать с родными, так расстраивался оттого, что его – живого и веселого, называли «неуправляемым», «невозможным» и бранили.

Постоянное давление и строгости воспитания давали свои плоды, юноша рос, но… при этом продолжал иногда шалить: примерял сапоги Петра Великого, садился на трон Ивана Грозного и даже надел бы шапку Владимира Мономаха, если бы ему не помешал все тот же Литке…

Который с недавнего времени активизировался. Костя уверен был – по велению отца. Возвращение авторитарной опеки раздражало – сейчас он чувствовал себя иным человеком. Взрослым по крайней мере.

Но отец сумничал, и его повелением воспитатель получил должность попечителя Великого князя. Будто бы ему предстояло заботиться об интересах, нуждах и потребностях Константина.

Все сложности с этим связанные, все палки в колеса и время, потерянное черт знает на что… все это сводило с ума. Спрятаться от Литке не получалось ни на «Палладе», ни где еще…

А сделать нужно было слишком много. В первую очередь прощупать возможности петербургских верфей на предмет постройки паровых кораблей не единично, а массово и в лучшем, более мощном качестве. Это касалось и вооружения, и мощности паросиловой установки.