Книга Похищение феи. Ночной и недоброй!, страница 142 – Мартиша Риш

Это все потому, что злюсь на барона. Нет, скорее, не на него. На себя. За то, что тянусь своей глупой душою к Людовику. Ведь он монстр. Красавец внешне, ужасный по сути. Я должна его ненавидеть за все, что он себе позволяет. За то, что украл, перенес без спроса в другой мир, за то, что издевался над сыном. Но не выходит. Раз за разом прокручиваю в голове приятные воспоминания. Теплые руки на своей коже, крепкие объятия, то, как он прижал меня к своей груди, как встал на колени и тыкался носом в живот. Величественный мужчина склонил голову передо мной, обещает любые подарки, исполнение всех желаний, от его запаха сразу теплеет в груди. Он зовёт меня в жены… Нет, не зовёт. Ставит перед фактом. Будто я игрушка. Заводная кукла, обязанная исполнять его прихоти. Захотел — поиграл, захотел — спрятал на полку. Это не любовь. Жажда обладать понравившейся вещью. Плохо то, что эта вещь — я.

И все мои глупые чувства — выворот психики и не больше. Стокгольмский синдром. Жертва нередко привязывается к своему похитителю, нас же предупреждали. Стюардесс готовят особо, чтоб мы знали, как действовать в случае захвата воздушного судна.

Служанки проводили меня до постели, приглушили свет ламп, расселись по углам комнаты. Некоторые девушки достали вязание, другие шитье. И никто не уходит. Они что, всю ночь собираются меня сторожить? Хорошо хоть постель удобная и пахнет свежестью луговых трав, прогретых на солнце. Здесь всюду цветут эдельвейсы. Точно такие же как тот, что расцвел татуировкой у меня на запястье.

Людовик — преступник, не больше. Так я и должна к нему относиться, спокойно и без глупых скандалов. Лазейка на свободу уже появилась. Джинна, мне кажется, удастся уговорить. Надо только найти подход к нему. Справлюсь.

Вот только Джошуа, малыш с удивительным печальным взглядом. Что будет с ним, когда я сбегу? Можно ли оставлять монстра один на один с этим ребенком? Кроме меня ему помочь некому. Может, стоит разыскать мать Джошуа? Вдруг она сможет забрать сына к себе? Ещё бы знать, где она обитает и почему не смогла сделать это раньше. От такого ребенка отказаться добровольно невозможно. Уж насколько я спокойно, а порой и с опаской, всегда относилась к чужим детям, но к мальчику по-настоящему привязалась. И переживаю за него, как за своего собственного, может, не сына, но племянника точно.

С этой мыслью я закрыла глаза. Даже во сне не удалось отделаться от барона. Он был все время рядом со мной, любовался, рассказывал истории, много шутил. И как же упоительно он целовался, как прижимал к себе, какие слова шептал мне на ухо. Внутри все острей разгоралось неукротимое пламя желания. И только слуги мешали воплотить мне его во что-то большее. Прямо тут, на ковре из цветов под сенью цветущих деревьев. Волшебный сон, упоительный. И как же мне за него стыдно.

Не хочу быть игрушкой! И никогда ею не стану! Не позволю себе ничего лишнего!

Пробуждение оказалось не самым приятным. Въедливый женский голос, который меня разбудил, напоминал скрежет жести. Против воли открыла глаза. Терпеть такое попросту невозможно! Людовик подослал в наказание служанку с таким скрипучим голосом? Жесть — именно то, нужное и безусловно подходящее слово. Надо же иметь такой голос! Пенопласт бы обзавидовался, услышав, что кто-то умеет скрипеть по стеклу лучше него. И даже стекла не нужно.