Книга Нелюбимая жена. Новое счастье попаданок, страница 98 – Мартиша Риш

— Как это понимать? Зачем ты положила сухой хлеб в шкаф с бельем? Это недопустимо! Дай сюда свои руки, — один за одним сыплются удары указкой по детским пальцам. Больно, обидно, несправедливо.

Мария Семёновна дернула невестку за руки, принялась разглядывать вены. Не может себя так вести нормальная девушка. Зачем ей понадобились сухари в белье? Что делает кусок соленого сала на балконе в цветочном горшке ещё можно понять. Хотела покормить синиц, да не успела повесить. Но консервы под матрасом? Крупа в вазе? Макароны, впихнутые в щелку под комодом?

— Я не украла! Это мои! Не выгоняйте! — Грета закрыла лицо руками. Затрясла головой, начала задыхаться от слез точно так же как в детстве. Кто-то начал трясти ее за плечи. Раздался грозный голос Алексея над самым ухом.

— Что ты творишь, Маша? — налетел он на жену.

— Она сама! Лешенька! Она вдруг на колени упала и начала плакать. Илья, принеси воду. Что здесь происходит? Почему у вас сухари на полках лежат?

— Мам, пап, я не хотел вас беспокоить. В ресторане полка обрушилась, Вере банкой консервов по башке прилетело. Врач сказал, что скоро все пройдет. Ей уже лучше, — Илья опустился на пол перед Верой, обнял заплаканную жену, прижал к своей широкой груди, — ну же, тише. Малышка, ты чего?

— Сухари, их нельзя выкидывать! Хлеб нельзя бросать. Он обидится и больше его не будет! — Грета билась в настоящей истерике.

Наложилось всё — прошлое, настоящее, Малькольм, тот стресс, который она испытала, попав в другой мир. Нервная система просто не справилась.

Она прижалась всем телом к груди того, кто ее утешал, не думал бить по рукам, обещал купить много-много свежего хлеба и целый мешок сухарей или два. Лучше два. Мир ещё никогда не видел Грету такой. Даже в детстве она молчала, когда получала наказание. Не плакала никогда. Встреча с Малькольмом будто прорвала плотину в душе девушки, и наружу вырвался поток непролитых слез.

Илья подхватил жену на руки, отнес в их комнату, приглушил свет. Он давно мечтал увидеть свою жену именно такой — слабой, сломленной, жалкой, непременно заплаканной. Он с жадностью хищника собирал губами слезинки с ее щек. Каждая казалась настоящим призом, долгожданным трофеем. Грета все больше жалась к Илье. Ее руки почти неосознанно обвили его шею, рот приоткрылся, губы супругов встретились. Илья на секунду обернулся, чтобы защелкнуть замок на двери. Теперь ему никто не помешает — родители слишком деликатные люди, чтобы не то что вломиться, а хотя бы стучать в закрытую дверь. Парень повалил жену на кровать, навис над ней.

— Серая мышка. Моя мышка, — прошептал он ей в самое ухо, задрал подол так, что треснула ткань и с величайшим удовольствием овладел тем, что считал своим по праву. Грета нисколько не сопротивлялась. Ей было приятно ощущать чужую силу и превосходство. Она со всей мыслимой страстью отдавалась Илье, наслаждалась близостью его тела. Ни один из прежних любовников не смел ласкать ее так, будто она принадлежит ему всецело. Новое тело девушки охотно наслаждалось искусством любви. Близость с любовником и близость с мужем — разные вещи, так казалось Грете. Илья тянул ее за волосы, не слишком сильно, но немного болезненно. Это добавляло остроты, будто зёрнышки перца в блюдо. Шлёпал по нежной коже, касался руками в самых разных местах, без спроса менял положение ее тела. Он был искушенным любовником. Не демон, но близок. Грета тонула, задыхалась от сладостных стонов, чуть вскрикивала от лёгкой боли, которая ей безусловно приходилась по вкусу. Такое наслаждение ей никто и никогда ещё не дарил.