Книга Наперегонки с ветром. Идеальный шторм, страница 96 – Лера Виннер

Так откуда же тогда…

Камилла нахмурилась, морща хорошенький носик решительно и зло.

– Хотите, чтобы я вас умоляла?

Попытавшись представить себе что-то подобное, я собралась со всей горячностью заверить ее, что нет, но она и не ждала от меня ответа.

Вместо этого Камилла сделала еще один шаг ко мне, и теперь мы стояли практически вплотную.

– Вы холодная и черствая. Вы никогда не сможете дать мужчине то, что ему нужно. Но он связан вами, и он благородный человек. Он прямо сказал мне об этом.

Она вскинула руку, демонстрируя мне тыльную сторону ладони и явно копируя жест, которым Кайл в определённый момент указал ей на своё обручальное кольцо.

Прося отпустить, она имела в виду не мэра Готтингса, и на долю секунды мне захотелось рассмеяться. Пусть и совсем невесело.

Привыкнув жить так, как жила, я давно не обращала внимания на такие условности, как связь между мужчиной и женщиной вне брака. Такое порицалось обществом, Церковь усиленно насаждала необходимость «соблюдать себя в чистоте» до супружеского ложа.

Совет упрощал и это тоже. Осознавая все риски и тот банальный факт, что завтра может для кого-то не наступить, мы делали то, что нам хотелось, с единственным ограничением – не причинять вреда друг другу.

А вот для такой девицы, как леди Камилла, этот разговор был срочно прыжку в омут.

Равно как и открыться женатому мужчине во время чужого поминального обеда.

В том, что она мёрзла на улице, подкарауливая Кайла, а может, и в самом деле меня, не было ни второго, ни третьего смысла. Девочка самым банальным образом изнемогает от страсти, а брак, обозначенный графом Нильсоном как очевидное и непреодолимое препятствие, лишал ее покоя и сна.

Даже когда в её собственной семье одни похороны следовали за другими.

– Он никогда не оставит вас сам, но вы можете проявить немного благородства. Если он хоть немного дорог вам, я прошу вас, уйдите сами. Если вам нужны деньги, скажите, сколько. Но позвольте ему быть счастливым.

Она смотрела на меня с ненавистью и мольбой одновременно, и это было так странно и дико.

И правда, до смеха.

Никогда, прежде, – до Жизель, – я не смотрела на Кайла и нашу бытность вместе с этого угла. На всё имеющая своё мнение, самостоятельная жена, которая, к тому же, отвратительно готовит, точно не была пределом мечтаний для большинства мужчин.

Он никогда не имел с «большинством» ничего общего.

И всё же дело дошло до того, что ему пришлось буквально сунуть юной леди под нос своё кольцо.

Моё кольцо, которое он, оказывается, сохранил.

Ревность, от которой сгорела я сама с августа, – ослепительная, неоправданная, несвойственная мне, но подконтрольная, – сейчас должна была бы затопить разум.

Она всегда служила для нас умеренной остроты приправой, была игрой, в которой мы оба участвовали с удовольствием, но то, с какой силой это чувство всерьёз охватило меня в последнее время, начинало пугать.

Однако сейчас я чувствовала только опустошение и усталость.

Кто-то всегда будет смотреть.

На него, на меня.

И в этот раз мы ничего не обещали друг другу, хотя и блестяще отыгрывали роль, находя в этом процессе определённое удовольствие.

Точно так же, как и я, Кайл был волен делать, что ему угодно и с кем угодно, а намерения леди Камиллы были однозначны.

Даже если бы это случилось всего один раз, она никогда не пожалела бы об этом.