Книга Кровь в его жилах, страница 157 – Татьяна Лаас

— Я в Зерновое вместе с твоим отцом. Возможно, надолго. Номер кристальника все тот же. Если что — телефонируйте.

— Светлана, все хорошо?

Она кивнула, принялась одеваться под тревожным взглядом Екатерины Андреевны, а потом все же спросила у Миши — нельзя забывать, что иногда он бывал безголовым:

— Миша, а ты запросы о предоставлении боевых магов для Зернового писал?

— Свет моей души… Я каждый день телефон обрывал и министерства магии, и комитета при Госдуме, и магуниверситета… Везде был отказ — времена тяжелые, все маги заняты, справляйтесь своими силами. Как-то так.

— Что ж… Это… Необычно… — только любимое Сашино слово тут и подходило.

Необычно. И непонятно.

Скомандовав Калине не показываться на глаза Волкову-старшему, она сопроводила в Зерновое князя и его лакея — все того же громилу, выполнявшему роль няньки при Волкове.

Зерновое встретило неласково. Ветром в лицо. Обжигающим щеки холодом. Заунывным звоном колокола, плывшем сером, грязном небе. Пороховой гарью, хотя скорее всего это Светлане лишь почудилось. Кольцом голубых мундиров, ощетинившихся оружием вокруг управления прииском. Замершими за этим кольцом безмолвными женщинами и детьми в каких-то обносках. Полными тоски, словно звериными, стонами. Тонким, непрекращающимся, застывшим на одной ноте плачем. Криком Рогозина в темную, рыдающую, сжимающую бессильно кулаки толпу: «Жандармы имеют право стрелять в идущих на них рабочих! И не только рабочих!» До сих пор неразобранными кучами окровавленных тел, между которыми безучастно ходили эксперты или любопытствующие князья? В общем, кто-то в гражданском, так что и не понять. Толпой нахохлившихся, недовольных князей, министров и еще каких-то не опознаваемых, незнакомых Светлане людишек с кожаными папками под мышками.

Один из этой толпы, чем-то странно знакомый, пожилой, седой, благообразный, богато одетый в добротное пальто с бобровым воротником, осмотрел с ног до головы идущую возле инвалидного кресла Волкова Светлану и недовольно процедил ей в лицо:

— Надо же, кто все же соизволил проснуться спустя столько лет!

Она сцепила зубы, чтобы не сказать что-нибудь сгоряча. Свою вину тут она признавала. Могла ведь вмешаться, приходя на помощь Мише.

Колеса инвалидного кресла бодро месили серый, смешанный с грязью снег. Лакей Волковых, казалось, не прилагал никаких усилий для этого. Сама Светлана еле передвигала ноги — они вязли в окружающей грязи, словно Зерновое, как болото, поглощало её.

— Тихо, Светланка, не принимай это близко к сердцу, ведь в чем-то Дальногорский прав! — прошептал Волков, только Светлане от этого легче не стало. Горло сжимала боль. — Ты бегала от ответственности, но она имеет такое мерзкое чувство все равно тебя настигать.

— Это она.? — кто-то удивленно переспросил в толпе. И не понять кто, потому что в глазах странно темнело. О ней тут все знали. Быть может, даже ждали её тут.

Дышать стало тяжело, даже не из-за забивающего нос запаха крови и человеческих испражнений — вечного спутника человеческой смерти.

Дышать было тяжело, потому что это серое небо, это серые бараки, эти серые люди, потерявшие все, эти алые пятна на сером от грязи снеге — это её страна, это её земля, это её ответственность, с которой она не справилась, это её ошибка. Не надо было себя жалеть в больнице. Надо было вмешаться и помочь Мише — он же говорил, что тут полным-полно мертвяков. Нельзя себя жалеть! Она или боевой маг, или… Никто.