Книга Кровь в моих жилах, страница 168 – Татьяна Лаас

— Миша… Пожалуйста, обещай мне, что займешь трон. Если не займешь, то хотя бы войди в Сенат, баллотируйся в Думу… Сделай для страны хоть что-то. Прошу. Попытайся хотя бы.

Он лишь склонил голову вместо обещания. Светлана прошептала в спину Саши:

— А ты, кромешник… — Она взлохматила его волосы. — Защищай Мишу. Ему нужна будет твоя защита. Я могу справиться со всем сама. Баюшенька… Ты нужна Мише и Саше — без тебя они не справятся.

— Я свободная кошка! — гордо сказала баюша.

— И потому я прошу, а не приказываю. — Она вздохнула, последний раз чувствуя странную, теплую смесь бергамота, корицы и, возможно, любимого мужчины: — а теперь, господа, пришло время прощаться. Скоро сюда придут вслед за зарницами и магвозмущениями кромешники. Мне нельзя им попадаться. Оказаться в тюрьме за языческие ритуалы — не то, о чем я мечтала. Или даже во дворце…

Она встала, запоминая навсегда слишком серьезное лицо Саши — ему бы научиться смеяться чаще, — и улыбчивого Мишу — ему бы стать чуть серьезнее. Пора.

«Глупая котенка!» и «глупая свиристелка!» — прозвучали почти в унисон.

Светлана стояла, сжимая и разжимая кулаки. Ей надо уходить.

Надо себя заставить сделать первый шаг прочь от Идольменя, от капища, от Мишки… От Саши. Прочь. Привычно спасая себя, убегая от неслучившегося счастья.

Саша, лишившись Лизиной поддержки, тут же покачнулся, и Баюша увеличилась в размерах, не позволяя ему падать навзничь. Сейчас она размером была с хорошего такого бабра. Сашины пальцы судорожно вцепились в шею Баюши, чтобы удержаться. Замечательно, наверное, длинными, холодными вечерами сидеть в кресле, читать книгу, запускать руки в густую шерсть Баюши и слушать её мерное рокотание. Грустно подумалось, что это не для Светланы — Мише баюн нужнее. Она улыбнулась, на миг вспоминая свою кошку, жившую в её с Марией комнате, простую, серенькую, глупенькую кошку, отзывавшуюся на кличку «Машка». Великую княжну Марию это дико злило — Машка любила где-нибудь прятаться и не отзываться на Лизин крик. Каждый раз, когда Мария выговаривала Лизе про недостойное Рюриковичей поведение, каждый раз, когда она наказывала её, пачкая Лизины платья, разрывая ленты или пилочкой для ногтей спиливая с украшений «Великая княжна Елизавета», Лиза звала свою кошку поиграть. «Машка! Машка! Машка!» — долго и нудно неслось по галереям дворца, зля сестру. Теперь хотя бы стало понятно, почему матушка никогда не наказывала Марию, выговаривая Лизе, что недостойно возводить напраслину на старшую сестру. Мария знала о Лизином происхождении. Ничем иным её поведение не объяснить. Забавно, что осознание приходит так поздно.

— Прощайте, господа! — сказала Светлана. Ничего более умного и проникновенного в голову не приходило. Рокотал близкий Идольмень. Лес замер, отказываясь слушаться ветра. Язычки свечей на капище то и дело моргали, грозясь потухнуть. Наверное, надо добавить, что она будет помнить Михаила и Александра всегда, поблагодарить за дружбу, еще что-то сказать важное, даже философское, ведь прощаются они навсегда, а Рюриковичи должны во что бы то не стало соответствовать своему императорскому статусу, но… Сашка её опередил. Знакомые упрямые огоньки блеснули в его глазах:

— Светлана Алексеевна, вам не обязательно уезжать.