Книга Проклятье или ничейная земля, страница 154 – Татьяна Лаас

— Может, и хрен бы с ней? Сколько жизней спасет суд над Орвудом — может, плевать на осуждения. Люди поговорят, поговорят, да и забудут. А кто-то другой вроде нера Орвуда двадцать раз подумает: стоит ли скрывать от супруги болезнь.

— Комиссар дал слово. Увы.

Хогг уперся взглядом в океан:

— Хрень.

— Еще вопросы?

— Почему она переносила болезнь на девушек, а не на мужа?

Грег невесело рассмеялся:

— Боялась падения репутации. Слухи бы пошли, что нер Орвуд упокоился от вернийки. Болеть вернийкой можно — умирать от нее предосудительно в плане репутации.

Хогг прошипел:

— Сиятельные совсем больные со своей репутацией. Как бы чего не вышло, как бы не посмотрели косо… Хреново так жить. Впрочем… — он не удержался и почесал одну из язв на плече. Рубашка тут же окрасилась в алый. — Что со мной будет? Я же помогал нере Орвуд с крысами.

— Ты не знал. Ты действовал по приказу Арно. Просто сейчас переберешь с инспектором Хейг все дела по арестованным на Морском проспекте крысам и укажешь на те, которых ты арестовывал по указке Арно. Он пойдет под суд. Он. Не ты. Ты не знал, что за всем этим стоит нера Орвуд.

Хогг дернулся и резко развернулся к Грегу:

— Я такой же, как она, да? Я такой же больной в своей ненависти, как она? Меня тоже нельзя подпускать к кры… К людям, потому что я вижу крыс, а не людей?

Грег долго всматривался в Хогга. Он помнил Лиззи, помнил её испуг, помнил собственный страх, помнил возмущенного Брока. Перешагнуть через такое сложно.

Хогг скривился:

— Лан, не отвечай. Сам понял.

Он встал и пошел к кромке океана, замачивая в мутной, белой пене ботинки.

— Нет, — веско сказал Грег. Хогг дернулся и снова повернулся к нему. Пришлось для спокойствия Хогга пояснять: — ты не такой, как нера Орвуд. Она ничего не поняла сегодня. Ты понял. В этом ваша разница. Учись, старайся, меняйся. Побеждай себя и свои предубеждения. Это сложно, я по себе знаю, но это важно. Не будь зашоренным. Учись и меняйся.

Хогг понял как-то по-своему. Он сложил руки на груди и спросил:

— Как извиняются перед женщинами?

Грег, подозревая, что тот хочет поспросить прощения у нериссы Анны, принялся пояснять:

— Покупают цветы. Обычно что-то белое, ведь это цвет невинности. Например, белые розы. Еще хорошо бы купить конфеты или набор пирожных, или еще какую-то приятную мелочь. В букет не забудь вложить визитку.

Хогга передернуло на этих словах.

— … ну и найди, конечно, искренние слова. Искренность в извинениях — это главное. Хотя перед нериссой Анной я не думаю, что тебе стоит извиняться. Рану нанесла тебе нежить. То, что рана перешла на неё — не твоя вина. И с язвой тоже не твоя вина.

— Хрень… Мне еще и перед ней извиняться. — он взлохматил волосы на затылке. — Так же на одних извинениях разориться можно.

Грег рассмеялся:

— Можно, это точно. Но если ты об Элизабет, то ей не нужны цветы и конфеты. Ей хватит искренности и обещания не делать так впредь.

— Угу. Понял.

Он снова принялся ходить вдоль кромки воды, словно игрался с океаном.

Эфир возмущался и кипел вокруг дома Орвудов — видать, дом оказался полон секретов. Воняло нестерпимо эфирной гнилью. Алые искры то и дело прорывались через щит Фидеса — парням Себа нужно будет выписать премию. Заслужили.

Океан стихал. Волны становились все меньше и меньше. Погода менялась — ветер поменялся и теперь нес прохладу. Даже не верилось, что зима вернется обратно, пусть и на пару дней.