Книга Он, Она и Париж, страница 62 – Дмитрий Силлов

Но внезапно меня словно пронизывает разряд тока!

Я останавливаюсь как вкопанная.

На стене — она! Та самая картина, что висит у меня на кухне! Ночь. Река, в которой отражаются нереально крупные звезды и огни большого города. И двое на берегу, мужчина и женщина, стоящие плотно прижавшись друг к другу, словно они одно целое. Картина, купленная мной для того, чтобы напоминать о Нем. О том, что мы с Ним навсегда вместе. Даже когда Его нет рядом. Как сейчас, например.

Краска стыда мгновенно заливает моё лицо, хотя стыдиться мне нечего. В том, что меня сопровождает не Он, а другой мужчина, нет моей вины. Так сложились обстоятельства, и будь у Него немного больше свободного времени, сейчас Он бы шел рядом со мной, а не Брюнет, смотрящий на меня как охотник на законную добычу. Но в данном случае добыча решает хочет она стать жертвой охотника, или же тот останется ни с чем. Поэтому беру себя в руки и подхожу ближе.

— Это подлинник?

— Конечно, — отвечает Брюнет. — Здесь нет, и не может быть подделок.

— Невероятно…

Полотна̀, заключенного в тяжелую золотистую раму и просто фонтанирующего невообразимой энергетикой таланта, можно коснуться рукой. При желании — повредить ногтем или, скажем, маникюрными ножницами. Возможно, в этом случае сработает сигнализация, а может и нет. Уникальная, неповторимая красота, выставленная на всеобщее обозрение, совершенно беззащитна. О чем и говорю Брюнету:

— Не понимаю, почему нельзя закрыть эти шедевры бронированным стеклом. Ведь какой-нибудь маньяк может легко их повредить, или даже уничтожить.

— Я задавал совершенно тот же самый вопрос и экскурсоводам, и работникам музеев, — с грустью в голосе отзывается мой спутник. — Ответ один: дорого. Защищают только супер-мега знаменитые картины, стоимость которых неизвестна просто потому, что никто и никогда не выставит их на торги, поэтому их считают бесценными. Во всех остальных случаях администрация музеев считает, что лучше рискнуть, чем потратиться на пуленепробиваемые стекла.

— Ну да, банки считают нормальным ставить такую защиту в кассах, а тут…

— Банкиры заботятся о своих деньгах, — невесело смеется брюнет. — А о картинах заботятся администраторы музеев, которые, к сожалению, не банкиры. Жизнь жестока, но это жизнь, и никуда от этого не деться.

У меня немного портится настроение. Не такой вывод я надеялась вынести из музея. Деньги решают всё. Банально — и страшно, когда начинаешь думать об этом всерьез. Поэтому иногда лучше не думать. Просто для того, чтобы не портить себе настроение.

Выходим наружу.

Я останавливаюсь, подставляю лицо лучам солнца, которые сейчас, словно теплый душ, смывают с меня вполне ощутимые следы грустных мыслей. Париж и вправду прекрасен! Он не только выставляет напоказ свои шедевры. Он еще и учит. За несколько часов я пережила целую гамму чувств — от разочарования и отчаяния до головокружительного восхищения, которое могу сравнить лишь с душевным оргазмом. Иначе не скажешь. Когда чувства переполняют тебя настолько, что кажется ты вот-вот задохнешься, это ощущение невозможно сопоставить ни с чем иным. Просто не довелось мне в жизни испытать более сильного чувства, поэтому сравнивать не с чем. Разве только боль… Но это из другой серии. Сейчас же мне просто хорошо, и душой, и телом. Спасибо тебе, Париж, за эти прекрасные мгновения!