Онлайн книга «Просто о любви»
Твою мать! Как он дошел до такой жизни? «Страх — сильнейшее боевое оружие! — говорил древний римский полководец. — Он корежит и ломает людей! Испугайте своего врага — и вы победили!» Больших достал из медицинского чемодана пухлую записную книжку, которую все собирался, но никак руки не доходили переписать на мобильный, полистал странички в поисках нужной фамилии, нашел, набрал номер и вышел в кухню. Поговорить. Вернувшись в комнату, застал ту же живописную группу из трех человек, не изменивших позы, настороженно смотрящих на него в три пары глаз. — Значит, так. Сейчас мы поедем в больницу, к моему хорошему знакомому. Тебя обследуют. — Нет, сегодня я не могу! — холодно отрезала Вера. Такое поведение пациентов кротости характера и так уже тихо сатанеющему доктору Больших не прибавляло никогда! — Или ты сейчас встанешь и соберешься, или я сгребу тебя в чем есть и затолкаю в машину! — твердо изложил варианты развития событий Больших. Предупреждение, высказанное таким тоном, не оставляло путей к спорам, сопротивлению и глупому упорству. — Мама… — обратилась она к последней инстанции за помощью. — Степан Сергеевич! Мы сегодня никак не можем! — собираясь заплакать, умоляюще вступилась Ольга Львовна. — Сегодня придет папа Ежика, им с Верой надо обсудить очень важные вопросы, они так долго договаривались об этой встрече! — Я подозреваю, что у Веры серьезное заболевание. Вы это понимаете? — Да, да, раз вы говорите! Только давайте завтра! Ведь можно завтра? Мы съездим, съездим! Можно с этим доктором на завтра договориться? — как о пощаде просила Ольга Львовна. — Хорошо, — согласился Степан, остывая в один миг. Он позвонил, передоговорился на завтра, написал на листке координаты, к кому и куда ехать и как найти, на другом листке написал несколько названий лекарственных препаратов для облегчения болей и сразу ушел. Он не забыл про Стаську, но передумал ехать к ней — не сегодня! Не в таком состоянии раздражения, усталости, злости на себя по большей части, а заодно и на баб неразумных! Как только он отъехал от Вериного дома, позвонила сестричка: — Ты в Москве еще? — Да, в ней, — вздохнул Степан. — Ты занят? — Уже нет. — Степочка, приезжай ко мне, если тебе очень уж трудно, а? Мне так тоскливо, ужасно! Приезжай, поговори со мной! — Тоскливо что-то нынче, — разворачиваясь, пожаловался он в ответ. Они проговорили полночи. Почему-то про Стаську он ей не рассказал. Про Веру и ее проблемы со здоровьем, про свое решение расстаться с ней и понимание их полной чуждости, про работу свою — легко и с чувством освобождения. А про самое важное — нет! Да потому, что знал прекрасно, что Анька живым его не выпустит — такого наговорит! И отчитает по полной программе, устроив моральную порку за то, что упускает свой шанс, за то, что обидел единственную женщину… Найдет слова и поводы для прочищения мозгов, можно не сомневаться, и, что особенно неприятно, выскажет все то, что он сам себе уже мысленно сказал сто раз! Самому-то признать себя неправым проще, даже некую гордость испытываешь: дескать, вот я какой честный с самим собой, но, когда кто-то называет твои поступки и поведение своими именами, это вызывает стойкое раздражение и неприятие! Вот поэтому и не сказал! А может, и по другой причине… Он остался у сестры ночевать, а утром помчался домой — ожидался приход сантехников, можно сказать, эпохальный, поскольку он никак не мог с ними состыковаться, а необходимость назрела — подтекала ванна на первом этаже, и всерьез. И сегодня чудо соединения трубы с разводным ключом имело все шансы состояться. Сантехники приехали грамотные, из серьезной фирмы, провозились до глубокого вечера, заодно уж проверив все трубы и соединения в доме. Часам к шести Степан понял, что сегодня ему не выбраться и никуда он уже не поедет. Встреча со Стаськой отложилась в очередной раз. Он позвонил Вере проверить исполнения выданных им приказаний. — Сдала анализы, — неохотно ответила она на его вопросы. — Когда результаты? — Послезавтра. Что-то было в ее тоне — отчуждение, раздражение, сомнение? Он не стал разбираться и выяснять — не интересно. Для себя Больших уже все решил, если у нее есть повод обижаться, значит, так тому и быть. А назавтра его срочно вызвали на работу, на большую аварию на подмосковном заводе. Он вернулся домой глубокой ночью полуживой от усталости и завалился спать. Рано утром следующего дня, начальство отправило Больших на серию новых тренировок на полигон, в казарменный режим. Весело. Он все время помнил о Стаське! Думал о ней каждый день — с утра до вечера и ночью. Когда не работал, думал только о ней! И надо же случиться такой засаде? А? В тот момент, когда он понял все, решился, набрался смелости, как птица перед полетом, — и такая невезуха глобальная! Он несколько раз пытался позвонить ей, набирал номер, но в последний момент нажимал «отбой». Что он ей скажет по телефону? Все, что он хотел, рвался ей сказать, можно говорить, глядя в глаза! Сказать — и заграбастать ее, и больше не отпускать от себя! Вера, когда он позвонил, холодно и отстранение отчиталась ему, что результаты анализов получены, ей поставили диагноз: пиелонефрит, назначили лечение и какие-то дополнительные обследования. — Ничего страшного. Спасибо тебе за заботу и что настоял на посещении врача, — произнесла она чужим ровным тоном. — Не расстраивайся, — подбодрил Степан, — пиелонефрит — это излечимо и действительно не так страшно. — Да, — согласилась тем же тоном она. И первый раз в своей практике доктор Больших не довел дело до конца — не перезвонил врачу лично узнать результаты обследования, не съездил и не посмотрел сам. В конце концов, решил он, Вера взрослая, грамотная женщина, главный бухгалтер солидной фирмы и отдает себе отчет, что отвечает за свое здоровье, да к тому же одна поднимает ребенка. Что это было? Нежелание углубляться в ее проблемы, решение поскорей расстаться или оскорбленное «фи» на игнорирование его профессионализма и участия? Или общий раздрай, непонятный, засевший в его душе? Что-то муторное происходило с ним и мучило. Он осознал, что прошло десять дней с того дня, когда он прилетел в Москву и готов был бежать, мчаться к Стаське, и не то что не доехал — не позвонил, находя оправдание в невозможности такого разговора по телефону. Степан, вернувшись с тренингов и стоя в своем доме у окна, спросил самого себя: |