Книга Рапунцель в волчьей стае, страница 11 – Любовь Черникова, Мира Ли

— Где взять постельное? — спросила, мечтая поскорее прилечь.

Лиза, тяжело вздохнула и нехотя поднялась. Вытащила из шкафа еще запечатанный комплект с огромным цветочным принтом. Слишком яркий и аляповатый, на мой вкус.

— Да мне и что попроще сошло бы… — пробормотала я.

Похоже, на моем лице отразилось что-то такое, что не понравилось Лизе.

— Понимаю, в столице жизнь, не то что в провинции. Но и здесь тоже люди живут! — заявила сестра агрессивно и швырнула комплект на диван.

Я только глаза выпучила от такой острой реакции. Не знаю, с чего она так завелась, и кто ее накрутил, но начинать знакомство со ссоры не хотелось. Вот только я слишком вымоталась, и чувство такта притупилось.

— Лиз, если честно, я устала как собака и перенервничала с этим переездом. Моя жизнь летит в бездну! Если ты не поняла, это я сейчас еще вежливо. Все, что я хочу в эту секунду, — это поскорее завалиться в постель и поспать, а не выяснять, кто и где круче, лучше, умнее и все такое…

Высказавшись, я тут же об этом пожалела. Вряд ли мой ответ поспособствует налаживанию наших отношений, но, как ни странно, сестра не стала спорить. Только хмыкнула и выдала уже спокойнее:

— Ну, ок. — Окинув меня внимательным взглядом, Лизка добавила: — И это… Следи, чтобы в ванной волос не оставалось. Маман такого не терпит.

Она снова плюхнулась на свою кровать и отвернулась к стене.

Не раскладывая диван, я застелила его еще пахнущим новизной бельем, переоделась в первую попавшуюся в руки футболку и, едва осилив короткое сообщение для мамы, провалилась в сон, темный, как осенние сумерки.

Чего мне только не снилось…

Обрывки воспоминаний о перелете. Мамин взволнованный голос. Наша московская квартира… Дверь, в которую кто-то стучит, и этот стук отдается в голове набатом. Сэм, выгибающий спину... Дверь растворяется, а за ней кромешная тьма! Кот завывает дурным голосом, а на пороге появляется бледная мама. На площадке позади нее по-прежнему черно. И вдруг в этой чернильной мгле начинает клубиться туман, а в нем вспыхивают два желтых глаза...

— Проснись! Да проснись же! Вера! — трясла меня за плечо Лизка.

— А? Что? — Завертела я головой, сонно моргая.

Автобус подскочил на очередной выбоине, и я наконец смогла вырваться из тенет кошмара. Во рту было сухо и противно, а шея затекла от неудобной позы.

— Завидую тебе, — с усмешкой произнесла Лизка.

— В каком смысле? — Я недоуменно уставилась на нее.

— Дрыхнешь, как младенец. Не добудиться! Трясу-трясу, а ты даже не реагируешь.

— Мама так же говорит. — Усмехнувшись, я потянулась за термосом.

Осторожно прихлебывая горячий чай, уставилась в окно, силясь разобрать хоть что-нибудь в кромешном мраке. Казалось, за пределами нашего автобуса мира просто не существует. Вдруг почудилось, что между деревьями мелькнул свет, и тут же мы круто повернули. Вместо грунтовки под колесами появился приличный асфальт с аккуратной разметкой, а вдоль дороги — фонари.

— Подъезжаем?

— Почти на месте, — отозвалась сестра.

— Сибирские на собственные средства эту дорогу прокладывали, — сообщил Витька Чесноков.

— Жаль, до города не дотянули только. Как бы было удобно! — посетовала Попугаева Нинка, заправив за ухо прядку.

В отличие от большинства девочек в группе, она стриглась под каре. За глаза парни называли Нину Попкой, вот только отнюдь не из-за фамилии. Все потому, что она была главной фитоняшкой нашей группы.