Книга Мне нельзя тебя любить, страница 99 – Мира Ли

Злость и досада разрывали меня на части. Я чувствовала себя беспомощной и бесправной девочкой. Мои желания и чувства ни для кого не имели значения. Моей жизнью руководили мужчины – взрослые и совсем молодые. Это они решали, как мне вести себя, с кем мне быть, чего хотеть, пора ли мне расставаться с девственностью или нужно ждать чего-то. Кажется, самостоятельно я только выбирала одежду и заставку на телефоне!

Я схватила подушку и начала лупить ее что есть силы. Занятие пустое и бесполезное, выматывающее и тупиковое в своем финале. Слезы текли по щекам, а я со всей болью и невозможностью что-то изменить все опускала на нее кулаки. С каждым разом все слабее и слабее. Мои моральные и физические силы закончились, я упала на постель и, кажется, уснула в то же мгновение.

Не успела я открыть глаза, как почувствовала сильную головную боль. Я нащупала обезболевающее в тумбочке и, проглотив таблетку, снова легла. Мне было дискомфортно от форменного пиджака и юбки, которые сковывали мои движения, словно и они были против того, чтобы дать мне хоть немного свободы. Я стянула их и забралась под одеяло с головой. Хотелось остаться здесь. В этой тишине и темноте.

– Мия, – в дверь негромко постучал отец. – У нас такси через час. Пора вставать!

Он оставил дверь открытой, и я могла слышать звук работающего телевизора и то, как отец разговаривает с кем-то по телефону, раздавая последние распоряжения перед отпуском.

Говорят, что утро вечера мудренее, но почему прошедшая ночь ничего не расставила по местам и не помогла мне прийти в себя? На душе все еще скребла досада. А еще болело. Сильно. Пронзительно. Неизбывно. Так, что хотелось выть!

Не чувствуя ничего, я зашла в ванную и, включив воду, посмотрела на свое отражение в зеркале. Два с половиной месяца изменили меня. Лицо похудело, а под глазами появились синяки. Глаза утратили блеск и выглядели печальными и загнанными. Так и было. Меня загнали в угол. Сейчас я ничего не могу изменить. Пора признать это.

Конец.

Губы растянулись в неуместной улыбке. Она пугала меня. Но в тот же момент вместе со страхом пришло решение, приняв которое я могла бы сделать следующий шаг.

Да, кажется, выход только один…

Весь перелет до Москвы я спала. Смутно осознавала, что отец будил меня, когда стюардессы разносили еду, но сил открыть глаза не было. Сон переплетался с реальностью и утренними воспоминаниями о встрече с Тэхо. Наверное, именно их я пыталась заспать, забыть, растворить в своей памяти. Стереть его взгляд, полный волнения, боли и… любви. Я только несколько часов назад поняла наконец-то значение этого взгляда, в котором будто постоянно пряталось нечто важное.

Любовь. Какое теплое, чистое и трепетное чувство. Интересно, кто-нибудь знает: можем ли мы по-настоящему любить в восемнадцать? И что вообще значит «любить по-настоящему»?

Нормально ли, что это чувство приносит столько боли, что делает нас ранимыми, недоверчивыми, сумасбродными и полностью лишает рациональности? И как так получается, что совершенно незнакомый и поначалу даже неприятный и пугающий до дрожи человек становится настолько близким и желанным?..

Опустив плечи, Тэхо стоял у входа в бизнес-зал аэропорта Джимпо́^[30]. Весь его вид говорил о том, что ночью он почти не спал: волосы взъерошены, глаза запали, скулы, кажется, стали еще острее.