Онлайн книга «Счастье среднего возраста»
— Конспиративная квартирка друга какого-нибудь не менее конспиративного, — усмехнулась она. — Да ладно, Романова, — предложил перемирие Иван, — давай лучше чайку попьем с пирожками Лукиничны. — Ну давай, друг-нелегал, попьем, — приняла ветвь мира Сашка. Они в четыре руки стали распаковывать пакеты со снедью, любовно собранные щедрой Лукиничной, заваривать чай, накрывать на стол. И Санька не удержалась, спросила: — У тебя дети есть, Гуров? — О как! Нападение? — отреагировал он. — Надо же о чем-то говорить! — оборонялась Сашка. — Обходя то, о чем говорить не хотим? — напомнил он. Взаимные язвительные уколы стали даже привычными, итак: в тонусе, в тонусе, чтобы не расслабляться! Ему нравилось. — Да. Так что насчет детей? — Может, и есть, но меня по данному вопросу не информировали, претензий и требований не предъявляли. — Эх, сладка мирская холостяцкая жизнь, да, Ванечка? — Сладка-а! — изобразив данную сладость, согласился Иван. — Так же как и у тебя, Санечка! Выпад в ответ. И еще один, на ее приподнятые брови с недоуменно-вопрошающим выражением лица. — А что, у тебя есть муж, дети, любовник, любимый? Или это только мужиков принято порицать за холостяцкую вольницу? — Да. Ты прав, — признала она, — это я как-то… — Романова! — преувеличивая потрясение, воскликнул он. — Ты только что призналась, что не права! — Не надо так уж явно радоваться! — Да ты что! Это великое событие! — не унимался Иван. — Эх, жаль, выпить нечего, такие события требуют отмечания! Александра Владимировна Романова признала, что была не права! Нонсенс! Парадокс! Всеобщее ликование! У тебя все готово? Давай, давай, сядем скорее, чокнемся хоть чаем и пирожками! — Самолюбование и самодовольство сгубило многих мужчин, Гуров! — защищалась Сашка. — Да что ты, свет Владимировна! Ты все это уколошматила и уканапупила в начале нашего знакомства! — от души балагурил Иван. Они накрыли стол, сели друг напротив друга, Иван поднял чашку с чаем. — Выпьем за редко встречающееся в природе у женщин умение признать свои ошибки, — провозгласил он тост. Конечно, она добавила уточнений! А что, могло быть иначе? — И отсутствующее у большинства мужчин! Ну девка — никакого удержу! Чокнулись чашками, отхлебнули горячего чая, откусили от пирожков. Сашка поспешила реабилитироваться, конечно нападая! — Зря ты, Иван Федорович, свое инкогнито открыл. Ой, зря! — с аппетитом уплетая откушенный кусок и театрально разглядывая пирожок в руке, сказала она. — Это какое? — подал ожидаемую реплику Иван. — Ну, що прынц! Прынцы, они, Гуров, завсегда на спасенных барышнях женятся. Как правило, прынцессах, но бывают и исключения. Но женятся завсегда! Придется тебе, Ванечка, на мне жениться, хоть я и не прынцесса! Порассматривав пирожок, откусила от него еще кусок и, вздохнув в духе русских народных сказок, процитировала: — «Не принцесса — королевна!» Иван подхватил игру, получая непередаваемый кайф от дурашливости, разыгрываемого представления, ее едких реплик, мгновенных выпадов. Хо-ро-шо! — А я не из тех прынцев. Другой. — Это какой такой другой? Прынц-шатун, что ли? — полюбопытствовала она. — А вот такой! Который всех спасает, ничего в благодарность не ждет, идет дальше спасать! Гордый, благородный и независимый, — склонив головушку набок, дурачился Иван. Сашка кивнула — поняла. — Многостаночник, значица. Альтруист. Герой! Быва-а-ает! Прынцессы от большой поруганной любви с башен сигают, папаши ихние, короли, догонку посылают, чтобы возвернуть в лоно семьи и королевства всучить половину. А ты, такой гордый, красивый, прынцесску успокоил, папаше ейному спокойствие на границах пообещал, а сам утречком шасть в оконце и был таков! Других спасать отправился! — Где-то так. Принцесс, знаешь, много, а я один. Других-то что обижать! А ты у нас, значица, — подражая ей, вернул он выпад, — та принцесска, что претендентам по три забубённых загадки задавала: не ответил — в пропасть? — А как ты думал, Ванечка? С умными девочками всегда непросто, это тебе не Фросек, гороховских дочек спасать! — Это же цветник! — поделился радостью Иван. — С ними веселее, проще и спокойнее! — Терпи, Ванечка, терпи! — посочувствовала Сашка. — Не долго осталось. Пока для разнообразия жизненных наблюдений пообщаешься со мной, а барышень с интеллектом на уровне яйца всмятку на потом прибереги, для отдохновения души и всего прочего! Он расхохотался во все горло, даже голову откинул и слезу смахнул. — Сашка! Ты злыдня! — Есть немного, — покаялась народница. — Слушай, а почему у тебя мужа нет или бой-френда? Так развеселился, что спросил с ходу, не прощелкав ситуацию. И все! Закончилось на этом балагурство — она захлопнулась потревоженной раковиной на морском дне. Хлоп! «Болван! — обругал он себя. — Ты, Гуров, когда она рядом, себя не контролируешь! Это опасно и непрофессионально!» — Саш, я по-доброму спросил, по-дружески. Она немного оттаяла. Чуть-чуть, настолько, чтобы ответить вопросом на вопрос: — Гуров, а если бы я тебя спросила: почему у тебя нет жены, детей? Ты бы мне ответил? По чесноку? — Для дамочки с университетским образованием и званием доктора наук ты слишком много употребляешь простонародных оборотов и подросткового сленга. — Я еще материться умею так, что тебе и не снилось, — с выкрутасами и сложными построениями. Но вообще-то ты прав. Это все мои студенты. Я преподавала в институте. Много. Зарабатывала. И надо было разговаривать с ними как-то так, чтобы понимать друг друга. Вот и научилась и пользуюсь. Мне нравится. Но ты ушел от моего вопроса. — Как и ты от моего. Все никак не привыкну, что ты умеешь уходить от прямых вопросов так же вдохновенно, как и я сам. — И?.. — настаивала на ответе Саня. Как так получилось, что рассказать ей о себе оказалось естественным, не вызвало желания уйти от темы, перевести разговор в другое русло или на ее откровения. Неожиданно для самого себя, Иван ответил — искренне, «по чесноку», как она изволила выразиться. — Не знаю, Саш, так сложилось. Дважды я был серьезно влюблен, о свадьбе мечтал, предложение делал и о детях призадумывался с удовольствием. — Только не говори, что тебе отказали! — Нет, не отказали. Согласились. Что в первый раз — ну, это я совсем зеленый был, двадцать один годок, что во второй, постарше, поумнее, как мне казалось, — в двадцать восемь. |