Книга Катнора. Сердце двух миров, страница 11 – Ольга Кобзева

Когда я показала тетушке брошь в виде листка клевера, даже сама не до конца верила, что это мои руки сотворили эту красоту!

Листок вышел очень правдоподобно. Выполнен из тончайшей пластины серебра, где я проработала каждую линию, каждую прожилку. Края листа чуть изогнуты, словно его склонил невидимый ветер. В самом центре, там, где должна лежать капля росы, мерцает гладкий зеленый агат.

Камень не слишком дорогой, а потому именно его я выбрала для своего эксперимента.

Свет, скользя по округлой поверхности отполированного агата, разливал по броши мягкое свечение, будто в утренних лучах камень вот-вот проснется от долгого сна. С обратной стороны броши изящная, почти невидимая застежка.

Застежку эту придумала я сама. Точнее, не я, которая работала в мастерской, а та я, которая все чаще стала приходить ко мне во снах.

Это ее незримое присутствие направляло меня, ее подсказки шелестели в ушах, ее руки, не касаясь, направляли.

- Да как же это… - растерялась тетушка Дора, рассматривая брошь. – Откуда?

- Кажется… я сама ее сделала, - ответила, вжав голову в плечи и словно оправдываясь.

- Сама? – не поверила гномиха. – Катнора, признайся, ведь ты нашла ее в вещах умершего Унгрима?

- Нет, тетушка, все не так. Камень действительно был в шкатулках мастера, как и серебряные чешуйки, из которых я выплавила этот листок, - ответила, глядя старой гномихе в глаза. - Но нарисовала эскиз, отлила пластину, выпилила фигурной пилкой я сама. А после еще обработала края надфилем и отполировала кусочком кожи, чтобы сгладить острые края. И эту оправу для агата я сделала. И камень вставила тоже. К счастью, у мастера Унгрима есть все нужные инструменты, нашлись и горелка и все-все, что мне могло понадобиться. А вот застежку я увидела во сне и смогла повторить, но лишь ее, все остальное придумала только я сама! - с жаром выпалила я.

- Даже не знаю, Катнора, - все еще недоверчиво покачала головой Дора. – Такая брошь может стоить очень дорого. И дело не в серебре или агате, а в мастерстве и умении, с которым она сделана. Никто, дочка, не поверит, что такую искусную вещицу могла сделать человеческая девочка, которую никто никогда не учил.

Я слышала, как шепталась тетушка с дядюшкой Готреком, когда он пришел вечером домой. Дора показала брошь, которую я сделала, мужу. Тот бросил на меня короткий взгляд, внимательно осматривая хрупкую вещицу. Готрек задумчиво потер бороду, как делал обычно в моменты волнения.

- Подойди, Катнора, - позвал старый гном. – Скажи, ты правда сама сделала эту вещицу?

- Сама, дядюшка, - потупилась я, чувствуя, что в чем-то провинилась, но вот в чем никак не могла понять.

- Ты бы хотела продать ее или оставить себе? – спросил Готрек.

- Продать? – вскинулась на старого гнома. – Разве кто-то купит поделку десятилетки-найденыша?

- Купит, Катнора, еще как купит, - заверил дядюшка Готрек. – Брошь изящная, выполнена искусно. Работа тонкая. Даже я, Катнора, не могу поверить, что ты ее сделала. Но я не раз заглядывал в мастерскую, когда ты там была. Видел, как ты склонялась над рабочим столом Унгрема. Ты настолько уходила в то, чем занималась, что не видела и не слышала, как я подходил ближе. А я видел, дочка, и этот зеленый камень, который ты чем-то скоблила, а после натирала, и эту серебряную пластину, на которой постепенно стали проявляться черты листка. Ты сама сделала эту брошь, нет в том у меня сомнений. Только вот как? Как, если никто никогда тебя не обучал мастерству золотарей?