Книга Сласти, страсти и тайны королевского двора, страница 62 – Тиро Томое

— Ты чего тут лежишь? – Мартин потыкал меня длинным пальцем, — тут нельзя лежать.

— Упала, лежу. Можно ещё пару минуточек поваляюсь?

— Эм-м…удобно?

Я кивнула.

— Эм-м… — снова протянул Мартин.

Я тяжело вздохнула и, продолжая лежать, раскинув руки и вглядываясь в тень, глубокомысленно произнесла.

— Мартин, скажи, что такое не везёт и как с этим справиться?

Свеча в руке Мартина дрогнула, отчего тень на потолке скользнула в сторону.

— Я тебе, что гадатель ярмарочный?

— В тебе есть кровь эльфов, а значит и их мудрость…

— Кровь? эльфов? Да сколько её там? Пра-пра-пра-прадед нарезвился, а я отвечать должен?

— Не должен, — я села, — но ты мудрый.

Мартин был полукровка. Ну, как – полукровка. В нём смешалось несколько кровей: эльфы, люди, гномы. От людей у Мартина была внешность. Если не приглядываться, то и не заметишь разницу, тем более нос так красноречиво говорил о человеческих корнях. Однако уши были слегка заострены, глаза слегка миндалевидны, пальцы слишком длинные и тонкие. Эльфийские остатки крови от пра, пра и ещё несколько раз пра дедушки. От гномов Мартину досталась хватка в делах и тяга к бесконечному стяжательству, да ещё умение поднять любую тяжесть.

Мартин пофыркал ещё несколько раз, а потом сел на мешок.

— Держи, — всучил он мне свечу,— рука уже затекла.

— Угу. Так, что делать? – я тоскливо взглянула на него.

— Не знаю. Переждать, пока невезенье отстанет.

— А долго?

— Что «долго»?

— Ждать пока отстанет?

Мартин развёл руками.

— Да, кто его знает. Бывает, что быстро. Бывает, что долго. Может порчу кто навёл? Завистников-то пруд пруди?

— Ай, да кому это надо?! – нахмурилась я, — кому я могла дорогу перейти до такой степени, что человек к тёмному магику побежит? Ни с кем не соперничаю, парней не отбиваю, козни не строю. Работаю и учусь, всё, на что сил хватает. Поспать-то не всегда удаётся. Чему тут завидовать? Нет, Мартин, тут что-то другое.

Мартин выслушал меня, а потом зашёлся в издевательском смехе. Я непонимающе посмотрела на него. Чего смешного я сказала?

Отсмеявшись, Мартин всё пояснил.

— Эх, Летта, вот вроде разумная девица, а как ребёнок, всеотец-хранитель! Да разве людя́м есть разница? Вот, ежель кто увидит что-то в тебе, чего у него нет, то ему и твоё незаметное поведение помехой не станет. Люди они ж как, всему завидовать могут. А зависть — это тяжкий грех, осуждаемый всеотцом. Потому как из зависти всё остальное прорастает. А всё почему? А потому, Летта, что яд зависти проникает в душу. Отравляет, захватывает сердце и разум. Отравленный человече злым становится, подлым. На страшное способен решиться. А тут и до тёмных магиков рукой подать. Извести предмет своей зависти стараются, чтобы глаза не кололо. Потому как сравнивают себя с ним. Завсегда. А самое печальное, что тот, кто завидует, сам себя ненавидит. И понимает это, но от того только злее становится. Такие дела, Летт. Иногда, конечно, зависть иной бывает. Одному завидуют, до зубовного скрежета, а отрываются на другом, на близком ему и любимом. Там, конечно, по всякому случается. Может, этот второй мешает подобраться к первому, а то и просто – навредишь второму, а значит больно ударишь по первому. Всяко бывает.

В словах Мартина был резон. Однако к моим неприятностям мудрые слова отношения не имели. Не было в этом личной мести, только череда неудачных совпадений и стечение обстоятельств.