Книга Адептка второго плана, страница 115 – Надежда Мамаева

– Что?! – выпалила я, не желая верить услышанному.

– А как я, по-твоему, здесь оказалась? Уничтожила артефакт. Вот меня и выбросило на грань.

– Но ты же больше не… – начала было я.

– Ну и пусть! – перебила меня бабушка. Моя настоящая бабушка! Теперь я это точно знала. Пусть и много раз пра-… – Я свое пожила. Даже дважды. Так что ни о чем не жалею. Но если не отомстишь за меня, то буду жалеть. И еще как! И за себя тоже отомсти. Тому гаду, что конверт со смертельным проклятием всучил, можно даже дважды!

– Отомщу, – пообещала я Вильде. Хотя еще не знала, кому именно в случае с конвертом. Да и вообще, мне ли он был предназначен? Или опять хотели убить Одри, а получилось – меня? Если так, то дружба с ней дорогого стоит. Для меня. И не хотелось бы платить за это жизнью. Постоянно.

– Ну вот и хорошо, значит, второй раз не зря умерла, – хмыкнула Вильда, не подозревая о моих мыслях, и добавила: – А теперь я провожу тебя до тела. Веди. Иди, куда чувствуешь… Ну, куда тебя тянет?

А меня влекло сразу в две разные стороны. И не в силах выбрать, я пошла той дорогой, которая мне показалась более знакомой. По мелководью, через заводи и…

Первым я ощутила запах антисептика, резкий и едкий. После появились звуки: мерное попискивание приборов, сдавленные всхлипы… А после, на очередном шаге, серость вдруг посветлела, медленно, но зато до белизны.

Стены реанимации, на которую я смотрела через полуопущенные ресницы.

Тело мое лежало неподвижно, опутанное проводами и трубками. Грудь едва поднималась. Рядом, у кровати, – мама. Лицо ее было серым, изможденным, пальцы сжали мою холодную, безжизненную руку так, будто силой одной любви могли удержать душу в теле. Но смотрела она не на меня, а на врача в халате.

– Доктор, неужели… – ее голос, всегда такой твердый, сейчас дрожал и срывался.

Отец стоял чуть поодаль, враз как-то постаревший, сгорбившийся. Кажется, на висках у него прибавилось седины…

А Каринка, моя сестренка, стояла рядом с ним, и по ее щекам градом лились слезы. Безмолвные. Такие, которые не прервет ни один всхлип. И тем страшные. Потому что это слезы отчаяния. Вся моя шумная, любящая, сумасшедшая семья была здесь, в этом стерильном аду. И умирала вместе со мной.

Врач, мужчина с усталым, но острым лицом, говорил горькую правду:

– Замыкание вызвало фибрилляцию желудочков, при этом кардиостимулятор полностью вышел из строя. Как итог – острый инфаркт миокарда с кардиогенным шоком. Необходима экстренная операция – имплантация нового стимулятора и аортокоронарное шунтирование… – он сделал паузу, глядя на родителей так, как смотрит тот, кому предстоит подготовить к худшему. – Даже если все пройдет успешно, высок риск осложнений. Может развиться сердечная недостаточность, аритмии, возможны неврологические нарушения из-за гипоксии мозга. К прежнему уровню активности ваша дочь уже не вернется. Скорее всего, будет пожизненная инвалидность.

Слово «пожизненная» прозвучало как насмешка. Как будто у меня было много этой жизни… Мое тело, родное, знакомое, привычное, станет моей тюрьмой.

Я смотрела на них – на маму, готовую отдать все; на отца, в чьих глазах читалось отчаяние; на Каринку, которая, кажется, впервые в жизни плакала так тихо и безнадежно. Они были здесь. Дорогие. Любимые. И ради них… ради них можно было принять эту полужизнь. Остаться. Быть слабой. Быть обузой. Но быть с ними.