Книга Адептка второго плана, страница 35 – Надежда Мамаева

У Брандира дернулся глаз, он медленно-медленно, словно опасаясь самого себя, контролируя каждое слово, с расстановкой произнес:

– Кимерина Бросвир, ты вообще в своем уме? Понимаешь, что говоришь? Если ты подобное скажешь, во-первых, узнает вся академия, которая пока не в курсе. А во-вторых, уверится, что именно это и было! Что же до ректора, который меня, к слову, и вызвал – я уже поговорил как с ним, так и с твоим отцом. И даже поклялся им обоим, что не имею никакого отношения к твоему ребенку. Так что пусть настоящего отца ищут… – с каждым словом ледяное, контролируемое железной волей хладнокровие инистого трещало, словно вот-вот готовая вскрыться по весне стремительная широкая река.

– Да нельзя найти того, кого нет! – выпалила в ответ я, устав бояться.

Надоело! Вечером сватали, ночью душили, утром – гнали взашей, теперь рычат… Сколько можно-то! Мои дамские нервы (хоть сестренка и утверждала, что ими фуру вытянуть из кювета можно) не выдержали. Я от души психанула и грозно шагнула к инистому.

Только этот тип, в отличие от меня, и не подумал отступать. Так что я почти носом уперлась в мужскую грудь. Знакомую такую, ходившую сейчас ходуном.

– Отец ребенка умер? – услышала я голос над головой.

Все же разница в росте, да еще такая, при которой ты своей макушкой упираешься в чужой подбородок, – препротивная вещь. Не посмотреть свысока, или хотя бы вровень. Пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться взглядами.

На меня смотрел сам мрак. Беспросветный и отчаянный, точно смерть. И лишь заполошно бившаяся жилка на виске кричала о жизни.

Ниточка застарелого шрама на загорелой шее Брандира сейчас была видна особенно отчетливо. Она ныряла в высокий – почти под подбородок – воротник-стойку.

Инистый был зол. Я тоже. Но сквозь эту мою злость приходило осознание того, как все виделось магу: его вызывают к ректору, обвиняют в отцовстве и… Первая мысль инистого – ему пытаются подсунуть чужого ребенка вместе с девицей!

М-да… Окажись я на месте Брандира, я бы эту адептку придушила безо всяких разговоров. А он держится… только искры из глаз высекает, как кремень.

– Он и не жил, – ответила, вспомнив о вопросе мага. – Я не беременна. Просто у нас с отцом были немного разные взгляды на мое будущее: я хотела пойти в академию, а не под венец. И ребенок показался мне весомым аргументом…

– Неужели образование, полученное за седмицу учебы, оставило на тебе такой след? – спросил было Брандир и осекся, похоже, увидев другие следы – удушения.

Я почти физически ощутила мужской взгляд на своей шее. Как раз там, где пальцы отца душили меня. Захотелось прикрыться.

– Кто это сделал? – вкрадчиво поинтересовался инистый.

– Я же уже сказала: мы с отцом не сошлись взглядами на мое будущее, за которое я решила бороться!

Произнесла и все же поддернула ворот платья, поймав себя на мысли, что с инистым в этом мы сейчас похожи: и он, и я стремимся спрятать неприглядное. Он – шрамы, я – синяки. И мы оба – свои тайны.

Повисла тишина. Она была такой острой, что об нее можно было порезаться. Осязаемая, плотная. Звенящая.

Мы стояли с инистым и смотрели друг другу в глаза. Неотрывно. Упрямо. На грани злости и отчаяния. Его напряженное лицо. Мои сведенные брови. Его горячее дыхание, что обжигало мне щеку. Мои сжатые в кулаки руки.