Книга Пропавшая невеста 2, страница 81 – Полина Верховцева

Было тяжело дышать.

Она позволяла боли проходить насквозь. Снова видела бездонные голубые глаза павшего воина, смотрела в них, мысленно прося прощения и обещая жить дальше, и делать все, чтобы другие тоже жили.

В этот момент она вспомнила все, что говорила Джайла про Андракис, и приняла его, запуская в свою душу. Ее место было здесь.

На бедра легли чьи-то жесткие ладони, крепко, по-хозяйски сжимая и не позволяя не отступить ни на шаг. Сердце болезненно споткнулось и застонало.

— Давно ты здесь?

— Только прилетел.

— Отпусти, — не открывая глаз, она попыталась вывернуться из его рук, но Брейр не отпустил. Наоборот, увлек за собой, вынуждая подчиниться древнему ритму.

— Танцуй, Ника, танцуй, — шею опалило горячим дыханием.

* * *

В голове кое-как перекатывались вялые мысли, здравый смысл и застаревшая обида настаивали, что надо прервать танец, что она не обязана терпеть рядом с собой этого нахала, но тело отказывалось подчиняться. Попав в плен древних ритмов, пронзаемое насквозь ударами барабанов и вкрадчивыми нотами флейт, плевать оно хотело и на здравый смысл, и на все остальное. Просто жило своей жизнью. Млело от того, что сильные руки держали, заставляя следовать за собой. Вздрагивало, от прикосновений и само выгибалось навстречу, пропускало через себя каждый миг, впитывало.

Это было сильнее ее.

Потребность. Дикая, неумолимая, доводящая до исступления. Острее, чем раньше, злее, откровеннее. С ней невозможно было бороться, хотелось броситься в омут с головой, выпустить на волю эмоции и позволить себе быть с ним. Не жалея, не оправдываясь, не ища причин для отказа и не вспоминая о том, что было больно.

Разве так можно?

Гордость бунтовала, а сердце шептало, что да… Можно. И нет смысла тратить жизнь на сожаления, тем более здесь и сейчас, когда она может оборваться в любой момент.

Брейр вел, подчиняя ее волю себе, вынуждая следовать за собой. Гибкое хрупкое женское тело выгибалось рядом с сильным мужским. Вдох в унисон и отблеск костров в глазах, когда смотрели друг на друга.

В этом танце не было запретов, только обнажённые чувства. Каждый удар собственного сердца совпадал с ударом по тугому барабану, все эмоции на пределе, обнажены, открыты.

— Тебе больно, — он держал ее поперек талии одной рукой. Свободной ладонью зарылся в распущенные волосы, натягивая, вынуждая склонить голову на бок и немного назад. Янтарный взгляд жадно скользил по обнаженной шее. Такой беззащитной и изящной.

— Мне хорошо.

— Я чувствую тебя, — горячие губы прошлись вдоль пульсирующей жилки оставляя за собой влажный след. От ее вкуса хотелось урчать. Сладкая, пьянящая, как спелая вишня.

От блаженства у Ники слабели колени и закрывались глаза:

— И что же ты чувствуешь?

— Вот здесь болит, — накрыл ладонью грудь, — внутри.

Откинуть бы наглую руку, дать пощечину и сказать, чтобы не смел прикасаться, но голос пропал и не было сил на лишние движения. Проклятая музыка все больше кружила голову и распаляла, затмевая разум.

Строгие наставницы гимназии Ар-Хол попадали бы в обморок, увидев, как их лучшая выпускница танцует босиком на песке, почти без одежды, в объятиях ненавистного андракийца. Ее бы выпороли, оставили бы в позорном углу на коленях на весь, а потом при каждом удобном случае напоминали бы об этом, пытаясь пристыдить и унизить.