Книга Чернильные души, страница 76 – Оксана Заугольная

Она хотела спросить незнакомца, почему он зовет её по имени, но новая мысль ударила так, что она едва не зашипела от боли. Только боли не было. Никакой.

И она только сейчас поняла, что не так. Умирая или, лучше сказать, уходя, она чувствовала онемение и страх. И пустоту. А сейчас она не чувствовала больше ничего. Совсем. Не болел живот, беспокоивший её последние пару дней из-за пиццы, ей не было страшно или холодно, хотя они шли по подтаявшему снегу, и одна её пятка касалась обледеневших сугробов. Даже неудобства не ощущалось, хотя она почти сливалась с соседями.

Ей бы испугаться, но страха нет, и она не могла вспомнить, каково это. Вместо этого Соня напрягла память, пытаясь вытащить из неё хоть что-то.

На поверхность скользнула глупая мысль и она неуверенно произнесла:

– Может, поцелуи?

– Да-да, расскажи про поцелуи, – забормотали вокруг, и, то ли Соне показалось, то ли медведь даже идти стал бодрее.

Она попыталась вспомнить, как описывали поцелуи в книгах, которые она читала когда-то запоем. Как там было? «Он приник к её губам, и они слились в экстазе». Нет. Не то. Вряд ли здесь хоть кто-то сможет понять, о чем идет речь. Соня и сама понимала слабо. «Он жарко ворвался в её рот языком, и у неё подкосились колени»? Снова какая-то ерунда. Она с ними менее четверти часа, а уже не чувствует, где её колени, а где чужое ребро. Про язык и вовсе упоминать не стоит. Нет, всё это не то. Соня отмахнулась от услужливой памяти с цитатами из романов мягких обложках и тихо проговорила:

– Они мягкие. И теплые.

И пусть говорила она совсем тихо, все вокруг молча слушали и не перебивали.

Медведь медленно двигался по городу, заглядывая в окна. Соня чужими глазами кого-то с самой вершины зверя видела, как при их приближении за окном кто-то кто-то хватается за сердце, кто-то за голову. Прямо сквозь них пронеслась с мигалкой скорая помощь, и Соня, на мгновение оказавшись одновременно у носилок с больным и медведем, видела, как у больного отказало сердце, но скорая пронеслась вперед, и аппарат запищал снова, сигнализируя, что сердце снова забилось.

Уже светало, и они почти выбрались за пределы города, а Соня задремала, уставшая делиться хрупкими воспоминаниями и укачиваемая медленной поступью медведя, когда раздался крик.

– Нет-нет-нет! – завопил ставший таким знакомым голос их предводителя. – Поворачиваем. Все поворачиваем!

Громоздкая туша попыталась сместиться, но увы. Соня не одна уже была укутана дремой. И пусть медведь прошел через ряд машин и толстым пушистым задом въехал в угол дома, этого оказалось мало. Задней лапой, совсем немного, он задел вышедшего из подъезда старика. И куда только этого дряхлого деда потянуло на восходе? Теперь уже это было не узнать.

Словно подскользнувшись на обледенелой ступеньке, старик неловко упал на бок и тотчас затих. Одновременно с этим Соню и всего зверя прошило теплом. Ощущением.

– Ох, Андрей недоволен, – пробормотал сосед Сони, коленка которого мерно билась в грудной клетке Сони рядом с сердцем. Они еще пару часов назад познакомились, решив, что такое близкое соседство просто обязует их подружиться. По крайней мере так сказал Ви, а Соня не стала спорить. Обнаружив, что многие уже не помнили своих имен, отзываясь на слоги или даже буквы, она торопилась представиться как можно большему количеству соседей, чтобы они помнили её, когда она сама себя забудет. Все соседи помнили только имя Андрея, который начал когда-то собирать медведя, не присоединившись к крокодилу, обезьяне или слону.