Книга Руки, полные пепла, страница 122 – Мэй

– Этого и требуют для Фенрира?

Гадес рассеянно кивнул. Он не думал, что Софи в курсе, но, похоже, она не просто так сидела в клубе Сета.

– Кельтские боги лишились главы пантеона, – сказал Гадес. – Они требуют возмездия. А тут удачно попался Фенрир.

– Почему же его не судят свои, скандинавские боги?

– Ну, формально ловушку придумал и организовал Зевс. Фенрира поймал тоже он. Скандинавский пантеон признал, что он может принимать решения.

Поморщившись, Персефона сказала то, о чем думал и Гадес:

– Трусы!

– Увы, Один далеко не дурак, – вздохнул Гадес. – Если решение Зевса в отношении Фенрира потом сочтут неправильным, всегда можно будет свалить все на него.

– И никто не вмешается?

– Хель просит о снисхождении. Кельты и многие другие хотят смерти.

– А как же родители Фенрира? Его друзья?

Гадес печально покачал головой:

– Ты почти ничего не помнишь, а видела пока лишь малую часть нашей жизни. Не все стоят друг за друга.

Невольно снова вспоминался прием, когда Сет, не задумываясь, перехватил кинжал, нацеленный на Гадеса, – он знал, что сам поступил бы так же. Хотя, оставаясь честным с самим собой, признавал: он не уверен, что, даже если бы мог, сделал бы для Зевса то, что совершил Осирис для Сета.

Возможно, другие не понимали всего до конца, но Гадес хорошо ощутил произошедшее. Осирис не просто отдал часть своей силы, он поделился собственным бессмертием.

Поморщившись, Софи взяла продолговатый плод из черной с серебряной каймой миски.

– Лучше расскажи, что это? И как называется?

– Понятия не имею, – улыбнулся Гадес. – Я похож на садовника?

Закатив глаза, Софи попробовала фрукт и явно осталась довольна.

– Зато неплохо на вкус, пусть ты и не знаешь, что это, господин-не-садовник. А как тебя здесь зовут? Ваше пафосное величество? Милорд смерть? Коротко «господин»?

Он наклонился к ней ближе, так что его дыхание касалось ее кожи, с удовлетворением отмечая смущение в глазах Софи.

– А как ты хочешь меня называть?

Она не отстранилась. Сама придвинулась еще ближе и выдохнула ему в губы:

– Аид.

Губы Софи почти касались его собственных, но Гадес не торопился целовать ее. Ему нравилась их игра, нравилась такая Софи. И он видел, что ее глаза не карего цвета, как могло показаться, а темно-красного, цвета запекшейся крови.

– Называй меня Персефоной.

Он утробно зарычал, наконец-то не выдерживая, единым плавным движением уложил Персефону на траву, краем уха слыша, как звякают то ли блюдца, то ли еще что.

Гадес развел ее руки, впечатал запястья своими ладонями в землю.

Сеф смотрела на него, дышала, приоткрыв рот, но не думала сопротивляться, и глаза ее блестели, как и много веков подряд. Ее растрепавшиеся волосы пахли луговыми цветами. Ее губы на вкус были будто гречишный мед, пряные, чуть терпковатые, горьковатые в обрамлении сладости.

Гадес ощущал ее тело. И больше всего хотел сейчас сорвать дурацкое платье – сорвать, как дикий зверь, не разбираясь, как устроены все эти завязки. Овладеть ею прямо здесь, в Подземном мире, чтобы среди асфоделей слились не только их тела, но и сущности.

Но Гадес отстранился, сел рядом, тяжело дыша. Начал поправлять сбитые миски. Хрипло сказал:

– Ты всегда сводила меня с ума. С первого дня, когда я увидел тебя.

Он говорил не о том вечере у клуба, когда рядом с ним стояла Софи, а о том дне тысячи лет назад, когда впервые увидел Персефону.