Книга Эринии и Эвмениды, страница 8 – Риган Хэйс

Раздается звонок, и я иду в класс биологии, где сажусь за парту и отрываю клочок бумаги из блокнота. Пока учитель не видит, я пишу по памяти несколько стихотворных строчек Россетти — верной спутницы моей меланхолии. Она поможет сделать укол ощутимо больнее, напомнит Даньел приспустить нимб.

Эту игру придумала Даньел, впервые подкинув мне в библиотеке открытку с изображением картины Антониса Ван Дейка с Сатурном, обрезающим маленькому Амуру крылья. ^[5]Обратная сторона была пуста, но пояснения и ни к чему: даже ребенок догадался бы о сквозящей в картине угрозе. Столь явственный выпад в мою сторону я не могла оставить без внимания и с той поры повадилась отвечать на ее колкости своими, не менее изощренными, добавляющими в нашу игру щепотку интеллектуального соревнования. Словно на фехтовальной дорожке, я билась, вооружившись истертым до дыр томиком Россетти, Дэнни — излюбленными стихами Дикинсон. Поэтический батл, очевидно, пришелся Дэнни по вкусу, — как она могла упустить шанс похвастать своими литературоведческими познаниями? — так что теперь мы обмениваемся отрывками, изобличающими наши слабости и червоточины. Извращенный вид боли, что приносит мазохистское наслаждение. Последняя связующая нить — и та исполнена яда.

Мои поддевки, бесспорно, раззадоривали ее, что было рискованно и опасно, но молча сносить еще и стихотворные нападки Даньел я бы не смогла. Стихи Россетти, сочащиеся печальной иронией и тихой грустью, были моим единственным оружием на поле брани. Все, что я могла противопоставить врагу, не утратив жалких остатков достоинства.

Прячу клочок бумаги обратно в блокнот до поры до времени. Позже улучу момент и подброшу его в столовой или под дверь комнаты, как делаю на протяжении долгих месяцев нашей борьбы. И знаю, что Дэнни, как и много раз прежде, охотно ответит в своей манере, разбавив дикинсоновские четверостишья ударами под дых.

— Сегодня мы поговорим об инстинктах. Что есть инстинкт?

Рука мистера Марбэнка выводит черные буквы заглавной темы на электронной доске. Кабинет биологии на удивление тих, и причиной тому либо искренняя заинтересованность учащихся в предмете разговора, либо — что более вероятно — их потянуло в сон. Я же внутренне напрягаюсь, как будто во мне сжимается тугая пружина.

— Комплекс безусловных рефлексов в одинаковой степени движет зверем и человеком, уравнивая их в своей изначальной природе. Мы отдернем пальцы от горячего утюга, почувствуем себя неуютно в темной подворотне, подспудно предвосхищая угрозу. Мы прикроем лицо, когда нас захотят ударить, чтобы смягчить урон, как и травоядное животное не станет бродить там, где побирается хищник.

Невольно вспоминаются лица моих гарпий, скалящиеся, полные удовлетворения от проделанной пакости. Можно ли считать их ненависть инстинктивной реакцией на мои… прошлые провинности? Или их ненависть давно перешла все допустимые границы и перестала казаться объяснимой?

— Инстинкты наравне с рефлексами даны живым существам для выживания в большом и опасном мире. Но где же зарождается этот механизм, способствующий нашей с вами живучести? Давайте посмотрим…