Книга Вор, страница 90 – Роннат

– И пусть хранитель веры освятит дом, – добавила Элезарет. Ни один наречённый не станет жить в доме самоубийцы. Жаль, что кинжал-дар так и не нашли. Вряд ли Дора или Лика вернутся за ним в Илассет. А бесхозные дары всегда забирала корона. Сокровищница пополнилась бы уникальным клинком, но, видимо, Двуликая рассудила иначе.

Сиротский приют Элезарет захотела объехать, но дети высыпали на дорогу, как зёрна из прохудившегося мешка. Безымянные. Рейна натянула привычную улыбку. И откуда их столько взялось? Вслед за детьми вышла высокая худая женщина. Она поклонилась рейне.

– Вы присматриваете за ними? – спросила Элезарет. – Всего ли хватает?

– Да, моя рейна. Сложно, но они не голодают. Одежды не хватает, они быстро растут, – сказала настоятельница. Двое ребятишек обнимали её за ноги. Они явно мёрзли, но не каждый день к ним приезжала рейна, и малыши терпели. Ребята постарше поглядывали на Элезарет с прищуром, словно оценивали каждое её слово.

А Сирор накануне устроил истерику, что ему не нравится мех и он хочет гулять в бархате.

– Сколько у вас воспитанников?

– Зимой через сотню перевалило.

– И все безымянные?

Вопрос повис в воздухе. Кто-то из подростков сплюнул на землю. Настоятельница не изменилась в лице и ответила:

– Большинство. Наречённых в семьи берут добрые люди. Но зимой своих бы прокормить, а у безымянных одна надежда на хранителей. Но всем известно, как они щепетильны в этом вопросе.

– И всё же почему так много? – Элезарет устала сидеть на лошади и спешилась. Она подошла к настоятельнице в надежде, что та будет смелее, если не смотреть на неё сверху вниз.

– Хранители не дают имена подкидышам или тем, кого поймали на воровстве. Их не волнует, что раз мать отдала ребёнка в приют, потому что дитя нечем кормить, то и увезти его за Шёлковое море и наречь там ей тем более не по силам. А иногда ребёнок вынужден красть, чтобы не умереть от голода.

«Так и скажи, что хранители – сволочи», – подумала Элезарет с горечью. Несправедливо было, что матери не могли давать имена детям под ветвями и женщинам приходилось уповать на волю мужей. Она шептала другое имя для Севира, умоляла богиню принять его. Но ничего не вышло. Имя дал Стефан. Он тянул несколько лет, ждал хорошего дня. Их было множество, но только появление в городе бесценной стало достаточно весомым знаком для Стефана.

– Говорят, – вдруг пискнула одна из сирот, девочка лет семи, – это потому, что на одну часть Ародана смотрит светлый лик, а на другую тёмный. Поэтому у нас имена дают папы, а где-то – мамы.

– Тихо! – шикнула на неё настоятельница. – Простите её, моя рейна.

– Ничего, – сказала Элезарет и бросила через плечо советнику: – Я хочу, чтобы к вечеру все дети были одеты и обуты. И накормлены.

Она приблизилась к настоятельнице и взяла её за руки.

– Я поговорю с хранителями веры, – шепнула она, чтобы дети не услышали. Незачем было давать им надежду. – Возможно, мои слова убедят их стать… более благосклонными.

– Спасибо, моя рейна, – бесцветным голосом отозвалась настоятельница. Она тоже прекрасно понимала, что хранители скорее удавятся, чем начнут раздавать имена всем подряд. По их мнению, имя полагалось заслужить.

Элезарет села в седло и попрощалась с детьми. Сироты бежали за ней до конца улицы, где отстали, когда Элезарет заставила лошадь перейти на рысь. Рейна направилась к храму. На сегодня была запланирована ещё одна встреча.