Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 200 – Екатерина Ландер

Тепло и сонное оцепенение окутали с ног до головы. Последним, что я услышал, была Надя, которая аккуратно приоткрыла дверь, на цыпочках вошла в спальню, укрыла меня пледом и вышла, погасив свет.

Я подозревал, что почти бессонная ночь и все произошедшее за день принесут с собой только кошмары, но снилась мне не Дворцовая площадь, не разрушенная колонна, не полеты на грифонах и темные дворы-колодцы.

Снилось отчего-то кладбище. Старое лютеранское — я понял это по обветшалым склепам и обилию покрытых мхом статуй за покосившимися оградами. На высоких, полуобвалившихся ступеньках опорной стены сидела Кшесинская — в легком фатиновом платье, похожая на невесту. Матильда обмахивалась веером и глядела в сторону, но, услышав или, вероятно, почуяв мои шаги, встрепенулась, подняла голову.

— Я думала, не придешь, — сказала она.

— Не рановато мне? — почему-то совсем без страха спросил я.

Балерина усмехнулась:

— Не шути так. Знала я таких. Шутников.

— Тогда зачем мы здесь?

Плечи Кшесинской дрогнули, но та не выдала смятения. Улыбнулась с обманчивой непринужденностью.

— Я не знаю. Это ж твой сон. Если скажешь показать, я покажу. Хочешь?

— Хочу, — кивнул я.

— Пошли.

Не оборачиваясь, она обеими руками сгребла подол платья и нервно засеменила по тропинке вглубь заросшей территории. Я поспешил следом. Клейкая весенняя грязь чавкала под ногами и липла к ботинкам. Каменная кладка дорожки вспучилась и перекосилась, точно кто-то или же что-то напирал на нее из-под земли, норовя прорваться в верхний мир.

Кшесинская остановилась неподалеку от темного гранитного надгробия. Оглянулась бегло, подождала, пока я подойду. На неровной площадке, заваливаясь в разные стороны, торчали из земли несколько памятников где с немецкими, где с русскими надписями, но тот, у которого замерла Кшесинская, был больше и внушительнее остальных.

Издалека он напоминал большой обеденный стол с плоским изображением креста на верхней грани. Или суровый алтарь, на котором проводят языческие жертвоприношения.

Матильда жестом подозвала меня поближе и протерла рукавом табличку на боковой части надгробия. Я увидел лапчатый крест и полустертое имя рядом: Александр Васильевич П…

— Смотри, — сказала Кшесинская из-за плеча.

Я смотрел, но не замечал ничего странного. Разве что… вместо даты рождения и смерти на гранитном памятнике были выбиты странные цифры. Они сливались друг с другом в нечитаемой последовательности. И, как часто бывает во снах, я не мог различить их как следует.

— Смотри внимательно, — назидательно повторила Кшесинская.

И в этот момент я проснулся.

В комнату лился рассеянный солнечный свет, с кухни доносилась болтовня телевизора и гул кофемашины. Молотыми зернами и теплым хлебом пахло одуряюще. Было часов десять, по ощущениям. Я встал и, потянувшись, побрел навстречу многообещающим ароматам.

— Ты что-то вкрай обнаглел, братец, — приветствовала меня Надежда, жарившая тосты с сыром на допотопной вафельнице. — Скоро потребуешь завтрак в постель. А ужин, кстати, так и остался нетронутым.

— Извини.

Я обнял ее, и Надя мгновенно оттаяла. Шлепнула меня по спине кухонным полотенцем, ткнула пальцем в ребра:

— У, жердина. Ветром еще не сносит? Садись.

Я уселся на угловой диван, придвинул чашку с кофе и почувствовал, что оживаю. Нет, ну какие же чудеса, однако, способны сделать с человеком десять часов здорового сна, солнце и кофе.