Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 62 – Екатерина Ландер

Рассказ перемежался яркими подробностями из жизни каждого персонажа, так что примерно в середине я потерял сюжетную нить. Ярослав поддакивал, временами вставляя меткие замечания по теме истории. Марго молчала, по-прежнему не отворачиваясь от окна.

— Веселые вы! — неожиданно гоготнул таксист, поглядывая на нас в зеркало заднего вида. — Только девчонка больно серьезная. Кто обидел, красавица? Твоя сестренка? — Он дружески ткнул Ярослава локтем и лишь потому не заметил, как Марго одарила его недовольным взглядом.

В конце набережной чернели бока массивного ледокола-музея «Красин» [23]. Возле него такси повернуло вглубь острова, заметно сбавило ход и выехало на длинную улицу.

Теперь за окном тянулись серые приземистые здания в строительных лесах, кирпичные стены, раскрашенные косыми граффити, и мрачные заводские корпуса.

— Чекуши [24]. Не люблю, — монотонно поделился таксист. — Неблагополучный район. Тут не до ваших демонов. Вполне земные проблемы.

— Насчет неблагополучного согласен, — сказал Ярослав. — Вот здесь остановите.

У двухэтажного особняка, от которого вдоль тротуара тянулась глухая бетонная стена, машина прижалась к обочине. Ярослав отстегнул ремень, потянулся за костылем.

— Куда мы? — вновь повторила Марго. Мне казалось, в конце концов она заснула под качку и занудный голос водителя.

— Нужно проверить насчет одного зеркала. Ждите, я скоро приду.

Он выбрался на улицу, хлопнул дверью.

Мы смотрели, как его фигура мелкими отрывистыми шажками удаляется по направлению к почерневшей парадной двери дома. Сверху, с балкона, лохмотьями свисала зеленая строительная сетка. Богато оформленный фасад с фронтоном и лепными барельефами покрывал толстый слой грязи — каменная кладка впитала в себя копоть цеховых выбросов.

За деревьями в глубине сада виднелся стеклянный купол оранжереи. Странно, что такое здание вообще построили вблизи судоремонтного завода.

— Это сюда вы за реквизитом?

По взгляду мужика я понял: тот гадает, какую рухлядь мы попытаемся затолкать в его машину под прикрытием театральных нужд.

— Наверное, — неуверенно сказал я.

Ярослав вернулся минут через пятнадцать. Мрачнее тучи. Молча кивнул водителю, скривился, задев что-то под сиденьем больной ногой, но не проронил ни слова, кроме:

— Коломенская улица.

Снова тронулись в сторону набережной. В динамике тихо шелестело радио. Кончился выпуск новостей, заиграла задорная мелодия.

— Не нашел свое зеркало? — нерешительно поинтересовался водитель, не отрывая взгляда от дороги.

— Стырили, — хмуро бросил Ярослав.

— Кто?

— Черти.

Тот хмыкнул, но уточнять не стал. Дальше ехали молча. Миновали мост и светофоры у Зимнего дворца, въехали на шумный заполненный Невский.

Я думал о Ярославе и о том, что страшное произошло в его семье. Какое горе?

«А если он жив, Ярь?»

Кто жив?

Я понял, что за навязчивая мысль толкается у меня в голове, когда переезжали канал Грибоедова. За голым еще сквером огромной подковой раскинулся Казанский собор. С другой стороны, в высоких окнах литературного кафе «Дома книги», тепло горели лампы. Дворник в оранжевом жилете сгребал мусор с газона. На перекрестке беззвучно выводил аккорды уличный музыкант. Возле его ног лежал раскрытый чехол от гитары.

Город жил. Топтался десятком спешащих ног в ожидании зеленого сигнала на светофоре, копошился стаей голубей, бусами рассевшихся на проводах. Гудел пробкой. Бился водами канала о плиты набережной.