Книга Ошибка Пустыни, страница 66 – Мария Соловьева

– Я просто не успела… – Тут из глаз Лалы брызнули горячие слезы, она утерлась здоровой рукой и замерла. Вся ладонь, а также ее лицо и плащ были не в слезах, а в крови. – Что это?! Я с ума схожу?

– Почти, – внезапно хихикнул Шай, совсем как отравленный Чигиш там, в Пустыне, в прошлой жизни.

Лала попятилась и наступила на что-то. Босая нога сразу почувствовала, что это, но мозг отказывался верить даже тогда, когда Лала вскрикнула от укола в пятку и почувствовала огонь внутри, мгновенно переходящий в смертный холод. Она медленно осела на пол и завалилась на бок. Полураздавленный золотистый анук сворачивал и разворачивал свое тонкое тело все медленнее и медленнее и наконец замер, отражаясь в остановившихся глазах Лалы.

«Надо же, как красиво играет золотое в янтарном, никогда бы не подумала», – эта мысль была первой. Только потом Лала поняла, что стоит посреди комнаты и смотрит на мертвую себя, лежащую у кровати. Она затаила дыхание и подошла к шкафу, но Мастера Шая там не было. Просто угловатая тень. Тихий шорох, наползающий из-за спины, становился все ближе, но Лала боялась оторвать глаза от шкафа, он вдруг оказался единственным непрозрачным предметом в комнате. Но шорох добился своего – Лала повернулась на звук. Это был Аш, страж дома. Он казался намного больше, чем ей виделось сначала. Анук прополз сквозь другое ее тело, лежащее на полу, проглотил на ходу останки маленького раздавленного змееныша и медленно свился кольцом вокруг ног Лалы.

Страх вернулся. Она вспомнила ту ночь в пустыне, когда тень Ростера превратилась в змею, и смертный ужас, который не вмещался в душу и тело и чуть не убил ее. Лала захрипела, коченея внутри этого золотистого кольца, что сжималось все туже и туже. Тьма залила ей глаза, и последнее, что она увидела, были шестигранные переливающиеся чешуйки, отрывающиеся от тела анука и парящие в воздухе, как пылинки в солнечном луче.

Вездесущая чернота не молчала, она, словно издеваясь, шумела на все утренние голоса большого города. А потом скрипнула и чертыхнулась голосом Шурна:

– Эй, что с тобой? Ты живая?

Лала открыла глаза. Она лежала на полу, рядом – открытый Кодекс, а на нем, прямо на кляксе, скрывающей главу о Благих Землях, свернулся живой и невредимый маленький анук.

Когда Шурн наклонился к ней, анук встрепенулся и впился в него немигающими красными глазками. Шурн замер в неловкой позе:

– Сестра, придержи змееныша, он думает, я на тебя нападаю.

Пошевелить рукой было сложнее, чем сдвинуть Снега с места, когда тот этого не желает. Но Лала, натужно хрипя, все же положила ладонь на анука, и он успокоился. Жар его тела оживил онемевшую ладонь, а через нее все тело, и очень скоро Лала смогла сесть.

Шурн наблюдал все это со смешанными чувствами. Страх и опасение прятались в его зрачках, но приподнятые брови и растянутый в полуулыбке рот свидетельствовали о крайнем удивлении и восторге. Так выглядели мальчишки в замке Фурд, когда смотрели на заморских трюкачей, развлекавших хозяев глотанием огня. От ненужных воспоминаний вдоль спины Лалы пробежал острый холодок, и она окончательно пришла в себя.

– Что ты делаешь в моей комнате без разрешения?

Мальчишеское выражение исчезло с лица Шурна. Он принял высокомерно-официальный вид и громко заявил: