Книга Ошибка Пустыни, страница 98 – Мария Соловьева

Узнав, кто из слуг неплотно закрыл проход через сеть к гнездам, Шойду побеседовал с Согласователями смертей и отвел в Пустыню несчастного ротозея. Все прочие слуги ходили подавленные, и никому не было дела до перемен в поведении Лалы. А она стала жить в два раза быстрее. Долгие вечерние поездки на охоту сократились, размеренная поступь дрома осталась в прошлом – теперь Лала гоняла Снега, как почтовую лошадь в Заморье. Все освободившееся время она переписывала Книгу Сновидений и вообще перестала спать. Когда Мастер Ашгар потребовал вернуть Книгу, Шойду передоговорился на неделю, но дольше тянуть было нельзя. Поэтому Лала вспомнила все рецепты бессонных снадобий и превратилась в неутомимого писца.

На исходе недели даже самые сильные снадобья перестали ей помогать. Дважды она чуть не свалилась со Снега по пути в пустыню и один раз забыла наловить ящериц. Пришлось предложить Тику кусочек плоти пескоройки, чему он обрадовался. Последние страницы Лала списывала, качаясь между сном и явью, как неопытный канатоходец. И в то мгновение, когда она выводила последнюю строку, усталость победила, и тьма клубами дыма заполнила ее разум.

Вместе с этим дымом явилось солнце. Необычного малинового оттенка, оно было намного больше настоящего светила. А еще на него можно было смотреть не щурясь. Только солнце, ничего больше, будто оно одно во всем мироздании. Малиновый свет, казалось, вползал в голову Лалы через зрачки, там уютно мостился, как кошка в корзине, и вытеснял все тревоги. Легкий шепот, запутавшийся в этом текучем свете, настойчиво повторял одно и то же: «Не отдавай… Не отдавай… Не отдавай!» Лале было так хорошо, что она ленилась спросить, о чем шелестит малиновое солнце. А потом она услышала писк. Пронзительный, требовательный и совсем не подходящий к величественной картине. Солнце исчезло, писк остался.

Когда Лала открыла глаза, за окном едва зарождался рассвет, но в комнате было светло. Анук сиял, как никогда прежде. А в гнезде, которое он обвивал, возмущался и широко разевал клюв крупный птенец. Он уже успел обсохнуть и выглядел здоровым и крепким. И все же Лала потрясла головой, убедиться, что проснулась, потому что птенец сильно отличался от всех виденных ею прежде. Тонкий нежный пух его был густо-голубым, как полуденное небо Пустыни.

Неизвестно, сколько бы она так сидела, уставившись на то, чего не бывает, но анук увидел проснувшуюся хозяйку и покинул свой пост. Птенец, оставшись без тепла, запищал еще пронзительнее, и это сдвинуло Лалу с места. Голубой или неголубой, вылупившийся сокол должен быть накормлен особой смесью, которую по рецепту Шойду готовили слуги. Она не собиралась никого посвящать в свою тайну, но птенец кричал так громко, что ему ответили из соколятни. Меньше всего Лале нужны были сочувствующие крики соколов. Она плотно закрыла дверь и отправилась на кухню.

Кухарка, имя которой Лала так и не выучила, ошарашенно уставилась на нее. Еще бы, раньше госпожа Мастер Смерти ни разу не удостаивала их своим вниманием. Чаша с кормом для птенцов уже была готова – кровяная чавкающая смесь из куриных потрохов и особых трав. Не обращая внимания на забывшую о своих делах кухарку, Лала макнула палец в чашу и облизала, будто главный повар, что проверяет королевское кушанье на соль. Поморщилась недовольно, взяла ложку, зачерпнула побольше и отправила в рот. Кухарка охнула и выронила черпак, а Лала, отчаянно сдерживая рвотные позывы, выскочила из кухни.