Книга Лазурь и Пурпур. Месть или Любовь?, страница 99 – Энни Вилкс

Обычно он уводил наложницу ближе к неровной кладке стены, откуда открывал портал — и, путаясь в платье, она следовала за ним через заболоченное и заросшее поле, окружавшее дом опекунов ее сына. Они проскальзывали мимо тяжелых ворот и шли к реке, где Лиамее дозволялось не только увидеть и обнять родное дитя, но и разделить с ним скудную трапезу. Каждый раз дрожащим голосом она представлялась его матерью — и юноша пораженно округлял глаза, но когда Олтар подтверждал ее слова, бросался обнимать счастливую женщину.

Они проводили так время до рассвета — рассказывая друг другу о том, как живут.

После чего Олтар, конечно же, давал сыну какое-то снадобье из тех, что готовила Йолана — и мальчик забывал часы, проведенные с матерью. Лиамея, обычно прячущаяся в тени деревьев, каждый раз со слезами видела, как светлый взгляд сына становится пустым, и как он вскидывается, словно проснувшись — а Олтар указывает ему на дом, и парень потерянно бредет в сторону садовых ворот.

Мастер безопасности давал снадобье и Лиамее — ей не позволялось помнить о том, что рассказывал ей сын. Олтар следил, чтобы она выпила все до капли — и воспоминания тускнели, пропадая, оставляя за собой ощущение невероятной потери и невероятной скорби. Оставался лишь момент встречи — пораженное лицо сына и жаркие, счастливые объятия — и слезы, которые Лиамея утирала изодранными ногтями руками.

Потом наложница лелеяла эти образы долгими и холодными днями, когда тоска по ребенку накрывала ее с головой столь плотным пологом, что становилось сложно дышать.

Лиамея ждала этой ночи весь год. И сегодня пришла на условленное место, даже понимая, что Олтар не явится: и тень тени надежды стоила того.

Минуты текли куда быстрее, чем обычно.

Ведь император был мертв.

И это меняло все: мир, каким Лиамея его знала, должен был вот-вот рухнуть в хаос.

Окна корпусов зияли черными провалами. Никто не носился по коридорам, не кричал — а значит, никто еще ничего не знал.

.

— Ты пришел, — подхватилась Лиамея.

Она вскочила с ледяной скамьи и бросилась к мужчине навстречу, и Олтар не стал останавливать ее, так что наложница сама застыла прямо перед ним, лихорадочно вглядываясь в красивое, спокойное лицо, теперь словно ожесточившееся.

Острые скулы и глубокие тени под глазами, едва различимые в темноте, почему-то сделали мастера безопасности страшным, и Лиамея отступила, не узнавая его. Вдруг Олтар улыбнулся — неожиданно хищно сверкнули зубы, — и протянул ей руку ладонью вверх.

Лиамея послушно вложила свою ладонь в его горячие сильные пальцы. По всему телу словно прошла волна жара от этого вежливого прикосновения, и пока Олтар вел наложницу обратно к скамейке беседки, Лиамея почти не ощущала ног — одно лишь это горячее касание кожи к коже и силу поддерживающей ее руки.

— Сядь, — предложил Лиамее мужчина.

Она послушно опустилась на остывающий камень, но сам Олтар остался стоять. Он молча убрал руку, и Лиамея прижала согретые пальцы к груди.

— Мы пойдем? — дрожащим голосом спросила она, уже зная ответ, как знала, что Йолана не спасет императора.

— Не сегодня, — ответил Олтар. — Но ты увидишь сына совсем скоро, он прибудет во дворец уже завтра.

— Я не понимаю, — прошептала Лиамея.

— Ты, любимая наложница, подарила императору наследника, как и должна была.