Книга О детях Кощеевых, страница 68 – Алёна Селютина

– Тебе нужно больше спать, – нахмурилась Злата. – Чем ты занимаешься по ночам?

– Учусь.

– Яш… – Она провела ладонью по его груди вниз, потом прошлась пальцами обратно, тронула кадык. – Знаешь, было время, когда я тоже только и делала, что училась.

– И?

– И потом пожалела об этом. Надо развлекаться, пока есть возможность. Ну, и поберечь себя не помешает.

В этот раз она улыбнулась куда теплее. И снова кольнула надежда: а вдруг…

– Что ж, с тобой хорошо, но мне уже пора, – сообщила Злата, вновь разрушая все его мечты. – У нас сегодня семейный ужин, а это святое. Опоздание карается неодобрением отца.

– Неодобрением?

Злата рассмеялась.

– Ну что ты так пугаешься? Разумеется, ничего мне за это не будет. Просто не хочу его расстраивать. Я приду завтра, ладно? Где-то после обеда. А потом на несколько дней пропаду. У меня наметились дела.

– Ладно.

– Эй, – она погладила его по щеке, опять по левой, – что-то ты совсем раскис… Тебе что, со мной плохо?

Да. Это было отвратительно, неправильно и непонятно, но ему было плохо. И он мог бы ей об этом сказать. Мог бы объяснить, что плохо ему не с ней, а после нее. Но как бы это прозвучало? Да и потом, Яша сам не мог толком понять, что именно с ним происходит.

Отец учил: мужчина несет ответственность за женщину, которую выбрал, – и в какой-то момент Яков уверился, что мужчина ведет, мужчина главный, и он решает. И сначала подумал: тошно ему оттого, что он использует Злату, пренебрегая заветами отца. Но потом понял: это он начинал чувствовать себя использованным, стоило за ней закрыться двери.

Яков поймал ладонь Златы и поцеловал в переплетение линий.

– Мне хорошо, – соврал он.

– Ну вот и здорово. – Она отняла руку и села на постели. Стянула с пучка на голове резинку, и медные кудри рассыпались по плечам, спине и груди. Стоило ей уйти после того, как она сделала это в первый раз, Яков кинулся рисовать. Теперь уже не кидался, но всё равно каждый раз поражался тому, до чего же красиво это было.

Злата встала с кровати, отошла к столу, налила себе воды в кружку, выпила аккуратными глотками. Потом подошла к стулу, на который до этого сложила вещи, и принялась одеваться. Он снова засмотрелся.

Вся эта красота принадлежала ему. Наверное, он должен был радоваться и гордиться собой, но никак не выходило. Быть может, потому, что обладание это было мнимым. Даже лежа в постели рядом с ним, Злата всё равно оставалась так же далека и недоступна, как в их первую встречу у кабинета ее матери. И то, что ему было позволено прикасаться к ней, целовать ее, быть в ней, лишь усиливало это ощущение. Злата оказалась умной и острой на язык. Любила пошутить. Но если уж и снисходила до разговора, то темы выбирала отвлеченные. Она ничего не рассказывала о себе, а если и интересовалась чем-то из его жизни, то явно делала это из какого-то едва ли не научного любопытства, а не потому, что хотела ближе узнать его.

Якову вообще порой начинало казаться, что она видит в нем не живого человека, а что-то вроде одной из его игрушек. Его братья и сестры тоже восторгались деревянными зверьками с лапами и головами на шарнирах, которых он им мастерил, но они же не спрашивали у этих зайчиков и лисичек, как именно те хотят, чтобы с ними играли. Потому что игрушкам такие вопросы не задают. Но если бы Злата вдруг спросила, он не замешкался бы с ответом. За этот месяц Яков потратил на размышления о том, как именно ему хочется проводить с ней время, куда больше сил и времени, чем на свои занятия. Он всё еще был влюблен в нее, и ему хотелось быть с ней. Узнать ее. Только не так. Не в постели. Если и прикасаться, то за руку взять или обнять. Если целовать, то вдумчиво, неспешно, всецело отдаваясь этому занятию, а не между делом, как это происходило теперь. Впрочем, кажется, Злата вообще не любила целоваться.