Книга Чудесные куклы барышни-попаданки. Книга 2, страница 96 – Василиса Мельницкая

А мне несложно помочь. Ведь он помог мне — просто так, потому что не хотел становиться чудовищем.

Только как узнать о проклятии? А еще… Нет, не еще, а в первую очередь. Как бы узнать о том, что происходит в Москве? Что с Владом?

Я должна сидеть тихо. Новости сюда приходят, но с опозданием. И все больше такие… никчемные…

На ярмарке болтали о том, что младший бастард Великого Князя оказался черным ведуном. И что сидит он в темнице, где ему и место. И сожгут его непременно, иначе нельзя. О жене его, то есть, обо мне, говорили глупости. Вроде как Влад женился на барышне обманом, обобрал до нитки, а после проклял черным ведовством.

И слушать такое было тяжко. Хотелось возразить, рассказать правду. А порой, и вовсе, выцарапать глаза тому, кто распространяет лживые слухи.

Но ведь нельзя…

Мне о Василисе нужно думать. О ее безопасности. А Влад…

Он же справится? Он мужчина. Он должен.

И письмо не написать. По нему нас могут найти. И пожаловаться некому. Только и оставалось, что плакать в подушку по ночам. Тихо-тихо, чтобы не разбудить Василису.

Нам с Владом я оберег сделала. Куколок Неразлучников. Их на свадьбу молодоженам дарят. Но Клавдия Васильевна говорила, что и мужу с женой можно, чтобы семья крепче была. У Неразлучников одна общая рука, как символ единой судьбы.

«И в горе, и в радости».

Согласно обряду, первой женщину на лучину прикрепила, вторым — мужчину. Узор одинаковый на одежде вышила. А между ними Мартинчика прикрепила, из белых ниток. Это наша Василиса.

А Лада не снилась. Я и домашним идолам молилась, и в храм ее ходила, цветы и мед в дар носила. Повинилась, что раньше этого не сделала.

— С Владом хотели вместе, с мужем, — шептала я, перед алтарем, едва сдерживая слезы. — Верни его, Лада, умоляю. Живым и здоровым, свободным, оправданным.

Плакать при Василисе нельзя. Ее я держала на руках. Василиса ко мне привыкла, и уже назвала мамой. И вот дальше… как? Не возвращаться в тело Марьяны? Но Влад женат на ней, а не на лихоманке с внешностью Марианны. И у Василисы появится «новая» мама?

Впрочем, это ерунда. Как-нибудь выкрутимся.

Трижды мы с Василисой ходили в храм Лады. Трижды приносили ей дары. И Ладодение минуло, отмеряя осеннее равноденствие.

Аккурат на следующий день после Осенин мы с Василисой отправились на ярмарку. Я присматривала ткани — дочке на пальто. Искала ботиночки на ее ножку. И, заодно, хотела прикупить пряников, в подарок Катерининым детям.

У лавки, где я обычно брала сладости, сидела собака. Огромная, лохматая, непонятной породы. Чинно так сидела. И ошейник я вроде бы разглядела, значит, не бездомная. Однако хозяина рядом не наблюдалось.

Собаки тут не редкость. Они вполне безобидные. Те, что сбиваются в стаи, в других местах водятся. И я хотела пройти в лавку, но собака, завидев меня, подскочила.

Я крепче прижала к себе Василису. Собака уставилась на нас, заворчала, сделала шаг в нашу сторону. И я развернулась, чтобы уйти. Мало ли что у нее на уме!

Собака оглушительно залаяла и бросилась за мной следом. Прохожие шарахнулись в стороны.

— Бешеная! Ненормальная! Ай! Ой! — доносилось со всех сторон.

А собака не нападала. Она встала передо мной, не позволяя уйти.

— Помогите! Пристрелите бешеного пса! — призывал кто-то рядом.

Я же молчала, потому что боялась испугать Василису.