Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 36 – Василиса Мельницкая

Мне казалось, что будет тяжело вновь переживать детство, отрочество и юность. Подчиняться правилам, ходить в школу, учить уроки. Но поначалу я успокаивала себя тем, что так безопаснее. Я изучала незнакомый для меня мир постепенно, не боялась ошибиться, выдать себя. А потом привыкла.

Учиться было интересно. И легко. Я подробно занималась историей, географией, литературой, языками. В прежней жизни из иностранных языков я знала лишь английский, здесь же, не без помощи Ларисы Васильевны, осилила французский и немецкий. Математика, физика и химия ничуть не отличались от того, к чему я привыкла, и им я почти не уделяла внимания. Возможно, поэтому Николай Петрович решил, что у меня тяга к гуманитарным наукам, и определил в гимназию.

Больше всего мне нравилось изучать магию. В основном, теорию, практики у нас было мало. Считалось, что дар сильнее раскрывается к совершеннолетию, тогда и следует выбрать направление и оттачивать навыки. И далеко не все в классе были одаренными. Однако теорию преподавали всем.

Кроме природной ведьминской силы я научилась пользоваться магией стихий. Знала, как создать огненный или водяной шар, как управлять потоками воздуха или големом, умела создавать щиты и собирать энергию даже из камней. Также освоила основы системной магии, самостоятельно, но без практики. Системку преподавали в высших учебных заведениях.

А вот об эсперах не узнала ничего нового. Да, редкий дар. Да, только у мужчин. И даже в истории ни слова о том, когда люди научились ходить через Испод.

Удивляло, что Александр Иванович не объявился после смерти опекунов. Знает, что я никуда не денусь, что приеду в Петербург? Возможно. Или он как-то понял, что никакого дара эспера у меня нет и быть не может.

И это последнее, что меня сейчас волновало. Я начинала самостоятельную жизнь, ехала в незнакомый город. И я была крепостной Его Императорского Величества.

Последнее изрядно нервировало.

Его Величество Император, Всеслав Михайлович Романов, кротким нравом не отличался. Не тиран, вполне себе адекватный правитель, но не без придури. В народ любил хаживать, по молодости. Вроде бы даже в стройотряде работал целый месяц, никем не узнанный. Или вот с пьянством боролся радикальными методами, опять же, в юные годы: велел вырубить все виноградники, а владение самогонным аппаратом приравнял к владению незарегистрированным оружием. И с домочадцами не церемонился: племянника не пожалел, когда того с наркотиками поймали, в тюрьму посадил. А сына родного сослал на Сахалин, простым матросом на рыболовецкое судно, за участие в уличных гонках.

Может, это и нормально для императора. Мне сравнивать было не с чем. И собственные перспективы я оценивала исходя из характера Всеслава Михайловича — взрывного, своенравного и непредсказуемого.

Опять же, ему ничего не стоило расправиться с целым боярским родом из-за мнимой вины его главы. Не может быть, что у императора нет плана, как меня использовать.

А что я могу? Что я могу… Что я могу…

Мысли в голове стучали в такт колесам. А ведь у любой медали две стороны. Я не хочу быть крепостной императора. Однако так встретиться с ним мне будет проще? Ведь только император может обелить имя моего отца.

В Петербурге шел дождь. Я могла бы взять такси, друг Николая Петровича и денег мне дал, на первое время. Но я решила экономить. Для начала выяснить бы, что означает «содержание», и смогу ли я устроиться на подработку. Поэтому к месту назначения я ехала на метро, а после — на автобусе. И оказалось, что пансион, где мне предстоит жить, находится в пригороде.