Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 77 – Василиса Мельницкая

Утром Клаве прислали корзину цветов и коробку шоколада. Газеты красочно описывали прием у Лопухиных, однако ни одного упоминания о голой девушке я не нашла. Вот она, сила семи родов. Что ж, буду считать произошедшее хорошим уроком.

В «Пышку» я пришла раньше назначенного времени. Не специально, так получилось. Швейцар вежливо распахнул перед мной дверь, поздоровавшись.

«Поздравляю, Яра. Ты все же стала здесь своей», — с сарказмом обратилась я к самой себе.

Сегодня в кафе яблоку негде было упасть. Окинув зал взглядом, я не увидела ни одного свободного столика. На меня оглядывались.

— Это она, что ли? — услышала я чей-то голос. — Рыжая.

— Кажется, я ее тут видела. С Бестужевым…

Я шагнула к двери. Придется ждать Савелия снаружи.

— Яра! Я здесь, — окликнули меня.

И тут же кто-то произнес:

— А, нет, это не она.

Я обернулась. Из-за зеленой стены, где мы когда-то сидели с Ольгой и Савелием, мне махал незнакомый парень. Или… знакомый?

Темноволосый. Широкоплечий. Спина прямая. Гордо поднятая голова. Уверенный взгляд. И черты лица правильные, словно выточенные из гранита.

Я подошла ближе, пытаясь сообразить, кто это.

— Не узнала? — Легкая улыбка тронула его губы. — А ты почти не изменилась. Только красивее стала.

— Матвей? — выдохнула я, озаренная догадкой.

— Присоединяйся, если хочешь, — предложил он. — Я тут один. Знакомого жду.

Точно знакомого, не знакомую? Надеюсь, не Ольгу. Я не говорила ей, что мы с Матвеем знакомы. Да я была уверена, что он меня и не вспомнит, даже если случайно пересечемся!

— Я тоже. Не хочу мешать…

— Ты не помешаешь, — перебил он. — Присаживайся. Позволь тебя угостить.

— Спасибо, не стоит беспокоиться.

Но Матвей настоял, и вскоре на столе появились блюдо с пышками и чашка с кофе.

— Спасибо, — сказала я, когда он, наконец, сел напротив.

— Ерунда.

— Спасибо, — повторила я. — Моя благодарность задержалась на десять лет, но я никогда не забуду, что ты для меня сделал.

— Не задержалась, — улыбнулся он. — Мне передали. Правда, я не знаю, что произошло.

— Не стоит об этом вспоминать. Закончилось все хорошо. Николай Петрович стал моим опекуном.

— Я слышал, что он умер… — Матвей нахмурился.

— Да, к сожалению. Но я уже совершеннолетняя, и он успел обо мне позаботиться. В Петербург я приехала учиться. Расскажи лучше о себе.

— Ничего интересного. — Он вновь улыбнулся, но как-то грустно. — Закончил одно военное заведение, учусь в другом, чтобы в следующем году поступить в третье.

Я притворилась, что не знала об этом.

— Выбрал карьеру военного?

— Типа того. Буду боевым магом.

Надо ли сказать Матвею, чтобы не упоминал о том, что я из приюта? Я не скрывала, что у меня нет родителей. Однако он мог запомнить, что приют был не простой, а для детей преступников. Об этом я хотела бы умолчать.

А еще он почему-то не спрашивал, как я здесь очутилась. Сам-то он Шереметев, а я и знать-то об этом кафе не должна.

— Яра, я видел тебя вчера. Подойти не успел.

Кусок пышки чуть не застрял в горле.

— Где? — выдавила я, сделав глоток кофе.

— У Лопухиных.

— А-а…

— Ты можешь сказать, что это не мое дело, но… — Матвей повел шеей, будто ее сжимал тугой воротничок. Похоже, привычка. Сейчас ворот светлой рубашки был растегнут. — Между тобой и Бестужевым что-то есть?

— Точно, не твое, — согласилась я. — С чего вдруг такой вопрос?