Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 81 – Василиса Мельницкая

Надо было уйти сразу! А я словно приросла к полу, наблюдая за дракой. И едва сдерживалась, чтобы не проклясть обоих. Дуэль, как же!

Выскочив из кафе, я почти сразу остановилась. Стоило признать, что произошедшее меня изрядно напугало. Ноги дрожали, сердце бешено колотилось, и я не соображала, в какую сторону идти. Очень хотелось очутиться дома, подальше от этого кошмара. И не там, где я сейчас жила, а дома у Николая Петровича и Ларисы Васильевны, в своей комнате, маленькой и уютной.

Вдруг воздух вокруг меня будто стал гуще, звуки исчезли, а ноги увязли в песке. Длилось это всего мгновение.

— Яра! — услышала я.

Бестужев схватил меня за руку, и наваждение исчезло.

— Отстань, — пробурчала я, пытаясь вырваться.

— Яра, пожалуйста, помоги. Без тебя не справлюсь, — выпалил он.

— Что еще случилось⁈ Что-то с Матвеем?

Я похолодела. Это на первый взгляд могло показаться, что самый страшный удар Матвей получил по лицу. Но что, если у него внутреннее кровотечение⁈

— Еще нет, но случится. — Бестужеву определенно не понравилось, что я беспокоюсь не о нем, но руки моей он не отпустил. — Если он вернется домой в таком виде.

— В смысле… — растерялась я.

— Яр, долго объяснять! Отведи его к врачу. Я дам адрес и оплачу лечение.

— Сава, ты… больной? — Я выразилась бы точнее, но воспитание не позволило. — Ты его избил, а теперь…

— Ты поможешь или нет? — оборвал меня Бестужев.

— Можно подумать, он меня послушает! — воскликнула я. Исключительно из вредности. — Не хочу туда возвращаться. Я вас в сквере подожду.

Бестужев кивнул и исчез.

Ненормальные. Оба!

Горожане торопились по своим делам. Или неспешно прогуливались по скверу: с детьми, с собачками, в одиночку. Шуршали по асфальту шины. Обычный городской шум успокаивал.

Сильно ли я ошибаюсь в том, что драка произошла из-за меня? То есть, так оно и есть, если я виновата в том, что случилось на приеме. Могли бы Савелий и Матвей поговорить и разойтись, если бы я не пришла в кафе раньше оговоренного времени? Вероятно, нет, если Савелий принес палки. Но, возможно, драка не была бы столь… яростной.

— Чего ты хотела? Я слушаю.

Я не заметила, как они подошли, и подскочила, услышав слова Матвея. И поежилась под неприязненным взглядом.

Кровь он смыл, но набухшее веко закрыло глаз. Багровая полоса перечеркивала лицо. Нижняя губа рассечена.

— Тебе нужно к врачу, — сказала я.

— Как-нибудь сам разберусь, — ответил Матвей. — Это все?

За его спиной Бестужев сделал страшное лицо. Мол, уговаривай, как хочешь, отпускать его нельзя. Вот же… придурок. С чего он, вообще, решил, что Матвей не хочет лечиться?

Я прикинула варианты. Если бы уговаривать пришлось Савелия, я пообещала бы ему вечер в клубе. А Матвей… Сильно ли он изменился за десять лет? Навряд ли, если прикрыл туманом Клаву.

Чтобы заплакать, нужно подумать о чем-то очень грустном. Я представила Николая Петровича в гробу — и слезы покатились по щекам.

— Ты чего? — растерялся Матвей.

Савелий округлил глаза.

— Тебе трудно, что ли? — всхлипнула я. — Я… я испугалась. — И это, между прочим, правда. — На тебя смотреть больно.

— Не смотри, — неуверенно буркнул Матвей.

— Ты не можешь меня простить… — прошептала я, старательно изображая отчаяние.

Савелий почесал в затылке и показал мне кулак с поднятым большим пальцем.