Книга В расчете на любовь, страница 21 – Марианна Красовская

— Вы мне льстите, Иван Яковлевич, — с сомнением произнесла я.

— Ничуть. У меня к вам деловое предложение. Заключим договор? Вы остаетесь тут на год, не меньше, и активно участвуете в светской жизни Вышецка. Зовете своих друзей, рассказываете в письмах, как вам нравится этот город, а я… Чего бы вы хотели, прекраснейшая? Чем мне вас подкупить?

— Я хочу автомобиль, — неожиданно брякнула я. — Свой собственный. Держать выезд не вижу смысла. Дорого это и старомодно. А вот личный автомобиль… да еще у женщины — это, согласитесь, вызов.

— Будет вам автомобиль, я немедленно прикажу его выписать, — обрадовался Ермилин. — Это вы славно придумали, я в вас нисколько не ошибся. И шофэр будет, и механика найдем. И улицы придется камнем мостить, но это все равно у меня в планах было.

Я важно кивнула, внутренне взвыв от ужаса. Кто меня за язык тянул? Зачем мне эта вонючая бренчащая повозка, которая постоянно ломается? Я ведь просто назвала самую дорогую и недосягаемую вещь, которая только пришла мне в голову! Впрочем… у Туманова был автомобиль, у Барги тоже, да и еще у некоторых моих знакомцев. Вещь статусная и современная, а этому городишке ничуть не помешает немного технического прогресса. Тем более, меня практически короновали. Значит, и карета нужна соответствующая.

Молчаливая чернобровая жена Ермилина, которую он называл Ефой, принесла чай, хлеб и козий сыр — традиционное угощение этих мест. На столе появились фарфоровые чашки (фабрики Долохова, разумеется), пиалы с вареньями и медом, орехи, пастила и сушеные фрукты, какие-то еще неизвестные, но аппетитные на вид сладости. Все выглядело очень заманчиво.

— Ваша жена всегда сама угощает гостей? — деликатно спросила я, когда Ефа ускользнула за новой порцией лакомств.

— У нее есть слуги, но она не разрешает им даже касаться еды, предназначенной для меня и детей, — пожал плечами Ермилин. — Я не раз говорил, что непривередлив, даже ругал ее, но без толку. У нее свои представления о жизни. Она сама готовит, сама варит варенья, даже чай собирает на горных склонах сама. Разве что одежду мне не шьет, но и то — я люблю форменные мундиры, и убедил ее, что по статусу мне положены фабричные кители и брюки.

Я качнула головой в восхищении. Какая трудолюбивая женщина! Или она настолько любит своего чужеземного супруга? Пожалуй, я буду придерживаться с Иваном Яковлевичем делового этикета, чтобы его жена даже не подумала ничего лишнего. Она же меня зарежет и будет в своем праве!

— Кстати, подскажите мне, что можно подарить Ефе этакого, чтобы ее порадовать? Она совершенно равнодушна и к золоту, и к нарядам. Говорит, что у нее все есть. Это правда, есть. Она — самая богатая женщина в Вышецке. Но мне-то что с этим делать?

— На стекольном заводе Долохова недавно начали выпускать совершенно чудесные бокалы из цветного стекла, — сообщила я, подумав. — Быть может, ей понравится. Но знаете что? Подарите ей лучше себя. Она оценит.

— Это как? — вскинул седые брови генерал.

— Подарите ей один день своей жизни. Только ей. Отдайте детей нянькам. Увезите ее в горы. Поговорите с ней. Выслушайте. Скажите, что цените все, что она делает.

— Так она подумает, что я рехнулся! — изумился Ермилин. — Я никогда такого не делал! Да никто не делает! А что, если она меня бросит и вернется в родительский дом?