Онлайн книга «Нарисую себе счастье»
|
Какой приятный человек этот доктор! Вот бы все мои знакомцы такими добрыми были! Получив от мэтра Пиляева два мешочка с травами, я велела Ермолу ехать к зданию почты. Вот там случилась неувязка. Письма мои, оказывается, не были оплачены, а денег на все у меня не хватило. Мне же еще ботинки купить велено! Я долго ругалась с тамошним начальником, напоминая, что Долохов — господин солидный и обманывать не будет, нет ему в том прибытка, один позор. Отправьте ему счет и всего делов! Он в банке вам потом чек выпишет. Я не очень хорошо знала, как работает банковская система, разве что из газет да подслушанных разговоров, но, кажется, сказала все правильно, потому что недовольный начальник почтамта письма таки принял. А дальше было совсем просто. Быстро заехали в первую же обувную лавку, купили ботинки из козлиной кожи. Ножка у меня в них была до безобразия маленькая. Наверное, стоило взять на два размера больше, но я представила, как глупо будут выглядеть мои объяснения и не стала заморачиваться. Старые ботинки мне завернули в бумагу, они еще для брата сгодятся. Подумаешь — пара дыр и носки сбитые! К сапожнику снесу, он зашьет. Ильян до снега пусть и носит. — Далеко ли до Университета, Ермол? — спросила я, закидывая сверток под сиденье. — Успеем нынче вернуться? — Успеем, Маруш. А ты молодец, шустрый, и за словом в карман не лезешь. Я бы с начальником почтапта и спорить не посмел, обратно бы письма привез. Я хмыкнула польщенно, а кучер продолжал с легкою тоскою: — Родители тебя очень любили, да? — Ну да, — растерялась я. — А как иначе? Батюшка меня на руках носил и ни в чем мне не отказывал. Да и мама у меня нежная и добрая. — А я сирота. В приюте рос. Там нас учили только слушаться и молчать. — А как же ты к Долоховым попал? — По дурости молодецкой, — усмехнулся Ермол. — Смешная история. Работал извозчиком, влюбился в девушку, в Устю. Но она горничной госпожи Олены была, я даже смотреть не смел в ее сторону. В те времена Долоховы часто в Большеград приезжали, в “Черной розе” всегда останавливались. Я весь день у гостиницы торчал только чтобы ее увидеть. Только я их и возил по городу. Они уж привыкли, ждали меня. Я моргнула, переваривая услышанное, и спросила робко: — Так разве Казимир Федотович не из простых? Говорили же, что он сам заводы построил? — Сам-то сам, да на отцовы деньги, — пожал плечами Ермол. — Федот Прохорович добрейшей души человек был, даром что из торговцев. А Казьмир лавки-то семейные частью продал, частью себе оставил. В них теперь посуду свою и продает. Я вздохнула. Вот и не расстройся. Я-то думала, что он сильный и умный, а на отцовы деньги каждый умный человек сможет завод построить. Хотя… ему ведь всего пятнадцать было. Вот дай мне сейчас кучу денег — что я с ними буду делать? — А как ты с Устиной-то сошелся, Ермол? — вспомнила я, когда уже в Университету подъезжали. — Так обыкновенно. Подстерег ее у гостиницы и прямо все сказал: жить-де без тебя не могу, все сердце мне выела. Сам не знаю, что тогда на меня нашло. Помрачение какое-то! Видно было, что воспоминания доставляют кучеру удовольствие. Он и гордится своей смелостью, и смущается ее. Но ведь хорошо же все сложилось, значит, судьба то была! — А она от меня убежала. Уже потом Федот Прохорович меня нашел и работать на него предложил. Говорю же, редкой доброты человек был! И сын в отца пошел. Никогда бедного не обидит. Жаль только… |