Книга Нарисую себе счастье, страница 84 – Марианна Красовская

Я застыла, моргая. Что-что?

— Повтори, — потребовала, обхватывая колючие щеки ладонями и заглядывая в глаза. — Повтори немедленно.

— Люблю. А ты не поняла еще? Ты же — мое солнце. Свет в моем доме. Радость моя бесконечная. Как тебя не любить?

— Я тоже тебя люблю, Мир.

— Знаю.

— Как это знаешь? — я возмущенно выпрямилась и поджала губы.

— С первого нашего поцелуя знаю. Ты честная, не любила бы — не целовала бы.

Я вздохнула и поцеловала этого умника. Он прав, конечно. С нелюбимым в постель ложиться — хуже проклятья. И даже завтракать и обедать изо дня в день было бы сложно.

Некоторое время мы целовались, и, клянусь, эта беседа была понятна и приятна обоим. Мы словно пообещали друг другу встречать все трудности плечом к плечу. А потом Казимир сказал:

— Позову в гости Синегорского и Озерова. Два глаза хорошо, а шесть лучше. Может, консилиум целителей что-то придумает.

На том и порешили.

***

Целители прибыли сразу же, как только Мир за ними послал. Никто не отказался, не придумал себе неотложных дел. И снова я уверилась, что все сделала правильно, Казимир никак не может быть замешан в чем-то дурном.

Синегорский долго осматривал Казимира, прощупывал его грудную клетку, заглядывал в глаза, а потом твердо заявил:

— Так не бывает. Так не должно быть. Сердце обратно восстановиться не может. Если бы я не видел его месяц назад, я бы сказал, что не так уж и плохо все. Уж пара лет у него есть.

— Зато у Марушки их уже нет, — мрачно пробормотал Марк.

— Я велел ей уехать! — громко фыркнул Казимир, отталкивая лекаря и натягивая халат на широкие плечи. — Она не слушается! Мне что, связать ее и увезти силой? И запереть где-нибудь в казематах?

— Не нужно, — сказал Асур тихо. В голосе его прозвучал какой-то надлом.

Мы поглядели на него, дружно замолчав. Всем вдруг стало страшно.

— Ты что-то понял, — кивнул Марк.

— Надеюсь, я ошибаюсь. Скажи мне, Казимир, какое любимое место у тебя в доме? Где ты проводишь больше всего времени? Ну, кроме спальни, спальня не подходит.

— Кабинет, — удивленно ответил супруг. — Но я уступил его Мари, ей там лучше рисуется. Свет хорош, стол удобный.

— Значит, вызываем дознавателей и обыскиваем кабинет.

— Дознавателей? А это еще зачем?

— Поверь, так надо.

— Я не хочу, чтобы здесь чужаки рыскали. У меня документы, деньги, важные бумаги.

— А если написать Туманову? — вдруг предложил молчащий доселе Данил. — Я правильно понимаю, ты подозреваешь, что это по его части?

— Надеюсь, что нет. Миланка расстроится. Георг Павелевич столько времени эту заразу вычищал, да не вычистил, видимо. Но мне больше в голову ничего не приходит, правда.

Я ничего не понимала, только головой вертела озадаченно. Казимир тоже смотрел на лекарей удивленно. Марк опустился в кресло и предложил:

— А давайте вы двое объяснитесь? Почему Туманов? При чем тут Милана?

Асур потер переносицу и устало вздохнул:

— История темная и неприятная, но ты прав. Вам стоит знать. Вы слышали когда-то про запретные артефакты?

— Я так и знал, что дело нечисто! — азартно воскликнул Марк.

Я вопросительно уставилась на целителей, а те, спокойно и мягко, напоминая и дополняя друг друга принялись рассказывать страшную-страшную сказку.

Про ювелира-артефактора Ковальчика, который очень хотел разбогатеть. Про его придумку совмещать вполне себе безобидные руны и заклинания и металлы, совершенно к этим заклинаниям не подходящие, даже противоречащие им. Про то, что в результате его работы свет увидели странные и опасные амулеты. То, что должно было лечить — убивало. То, что должно было успокаивать — сводило с ума. Музыкальные шкатулки с колыбельными вызывали бессонницу, охранные артефакты подсказывали ворам, где искать ценности, а амулеты, укрепляющие сердце, лишь усугубляли заболевания.