Книга Про ведьм и ослов, страница 11 – Марианна Красовская

Постепенно мое заведение перестали называть кабаком. Мне пришлось поехать на поклон к местному князю, который выдавал патенты на управление любым делом. Я заранее послушала, что о нем говорят, и пришла к выводу, что мужик он дельный, хоть и строгий, и больше всего любит грамотные планы и всякие чертежи. Тут уж я расстаралась: и финансовый план на год вперед расписала, и меню подготовила, и даже набросала, как будет расставлена мебель. Сработало. Князь Озеров был поражен в самое сердце, меня очень хвалил, патент мне подписал. Велел только название поменять, потому что “Хромой осел” звучит не слишком-то привлекательно. Вот тут он поставил меня в тупик. Я даже не предполагала менять вывеску, она меня устраивала. Да и в городе все привыкли к тому, что “у Осла можно выпить кофе” или “А осел сегодня блинчики печет”.

Я задумалась. Маркетинг такой маркетинг, не сделаю ли я хуже?

— Мой покойный муж… — неуверенно начала было я.

— Был полным ослом, — согласился князь. — Как можно было умереть от пьянки, когда рядом такая женщина?

— Да я не самая покладистая жена, — призналась я. — Ослом он был, когда взял меня в свой дом.

— Ну, это верно. Любой мужик рядом с такой красивой и умной барышней превращается в осла.

В голове искрой вспыхнули строки старой песни, которую в этом мире никогда не слышали и не услышат: “не случайно, но со зла превращу его в осла”.

— Пусть будет “Ведьма и осел”, — решила я. — Это забавно.

— Вы, стало быть, ведьма.

— Видимо, так.

— А осел? Замуж не собираетесь, госпожа Хмельная?

— Ну уж нет. Довольно с меня ослов. Больше я на это не поведусь.

Возможно, это прозвучало излишне резко, но князь покивал и вписал в патент новое название.

— Я к вам непременно загляну, как буду в Буйске, — пообещал он.

— Буду счастлива, — абсолютно искренне ответила я.

Говорят, можно вывезти девушку из деревни, а вот деревню из девушки — куда сложнее. Это про меня. Я в прошлой жизни была довольно-таки противной, и в этой тоже не перевоспиталась совершенно. Побои и кухонное рабство меня не просто не сломали, а даже озлобили. Какое-то время я на мужиков смотреть не могла. Ну, кроме Августа, конечно. К мальчику чувства были двоякие. С одной стороны, я не ощущала его своим родным ребенком. А с другой — любила какой-то почти болезненной любовью. Не скучала, особо им не занималась, сбросив все заботы на девочку-няньку. Но почти маниакально следила, чтобы он получал только самое лучшее. Лучшая одежда, лучшая еда, самые лучшие, каких я могла только найти в Буйске, учителя. Мой ребенок должен был быть самым умным и красивым. И в то же время я с трудом переносила его объятия и детскую болтовню.

Постепенно он все понял, он вообще был весьма сообразительным парнем, и у нас получились не стандартные отношения “мать-сын”, а скорее, дружеские. Может быть, как у старшей сестры с братом. Мы рискованно шутили, разговаривали о книгах, я иногда советовалась с ним в делах. Я понимала, что это все не слишком правильно, и наверняка подарила Августу немало детских травм, но переступить через свой характер так и не смогла. Хотя грудью кормила долго по здешним меркам, почти до двух лет. Только все равно это не вызвало какого-то там материнского инстинкта.

Зато уже в двенадцать лет на него можно было оставить ресторан и смотаться в Большеград за редкими специями и, конечно, кофе. Кофе я страстно любила и приучила всех постояльцев его любить не меньше.